Дина устала, она хочет домой. Уже 18 часов 30 минут, мы на час превысили время окончания работы в ГА РФ! «Мы можем вернуться завтра? И продолжить исследования черепа и фрагментов дивана?» Вот не надо бы Лане было это говорить. Ее вопрос вызывает только раздражение у старого архивиста. «Нет! У вас нет разрешения на завтра. Заканчивайте сегодня. Я дам вам еще несколько минут».

Филипп Шарлье ничего не понимает по-русски и не может оценить степень накала в разговоре двух женщин. Однако суровый тон архивиста дает ему понять, что ситуация ухудшается. Тем не менее он сохраняет спокойствие и невозмутимо обращается к другим деталям головоломки, выложенным перед ним. Помимо фрагмента черепа тут можно видеть деревянные части от дивана, среди которых подлокотники. А также фотографии из отчета дополнительного расследования по самоубийству Гитлера, проведенного в апреле – мае 1946-го. Эта серия черно-белых фотографий, которые мы видели в прошлом году, представляет место самоубийства со следами крови на диване и на стене.

«Мы не можем утверждать, что это следы крови, – осторожно уточняет Шарлье. – На данном этапе мы можем говорить только о темных следах потеков». Прошло более полувека, а они еще проявляются на светлой фактуре, скорей всего, сосновой, гитлеровского дивана. Их не уничтожили ни время, ни плохие условия хранения в ГА РФ. Если, конечно, это подлинные фрагменты, а не подделки российских спецслужб. В этом расследовании можно допустить все, даже самое худшее. «Мне кажется, что такую подделку изготовить трудно», – замечает Филипп Шарлье. Ведь все эти следы тождественны тем, что запечатлены на фотографиях 1946 года. Фальсификатору пришлось бы здорово постараться, чтобы изготовить подобную копию».

Лана советует Шарлье: «Вы можете потрогать, если хотите, можете повернуть их, вот, посмотрите сюда, видите тут следы от…» Доктор вскрикивает, видя протянутую руку журналистки. «Нет! Не трогайте! Вы оставите на улике следы своей ДНК». Лана смущенно извиняется. «Это именно то, чего ни в коем случае не следует делать, – сокрушается французский эксперт. – И, конечно, что было сделано уже не раз. Вот почему я многого не ожидаю от этих обломков дивана. Они хранились в нестерилизованном материале. Очевидно, что к этой древесине прикасалось множество рук, что ее трогали голыми руками, без защитных перчаток. Я уж не говорю о брызгах слюны, которые могли оставить на ней многочисленные наблюдатели. Тут можно обнаружить только ДНК, оставленную несколько минут назад. ДНК Гитлера, конечно, давно исчезла». Затем, немного подумав, он добавляет: «Так что в этом отношении надеяться не на что. Если только…»

И пока, держась на почтительном расстоянии (чтобы не добавить свою ДНК через крошечные капельки пота и слюны), судмедэксперт склонялся над одним из фрагментов дивана, ему в голову пришла еще одна идея. Он обращается к фотографиям из отчета, составленного советскими следователями. Потом к вещественным доказательствам. Потом снова к фотографиям. И так несколько раз, все быстрее. Он хватает один из стульев, стоящих вокруг стола, и начинает странную демонстрацию.

«Это очень интересно. Потрясающе. Посмотрите…» Его возбуждение передается даже обоим архивариусам. Они невольно подходят ближе, словно притянутые магнитом. «Представим себе, что жертва на этом стуле. Она только что получила пулю в голову. Голова склонилась на подлокотник, медленно вытекает кровь, капли падают на пол и образуют брызги». Он говорит быстро, сопровождая свое объяснение широкими жестами. Рана в голове обычно вызывает обильное кровотечение. Крови должно было натечь много, даже за несколько минут между выстрелом и появлением в кабинете Бормана и Линге. Густая, тяжелая, темная кровь растекается по полу. Либо прямо по полу, а там он бетонный, либо по ковру. «Ковер или бетон, не важно. Крови так много, что она образует лужу, а капли продолжают падать и оставляют брызги на диване, но не везде, а под диваном. Эти брызги, вот они!» На одном из обломков мебели видны крошечные темные пятна, въевшиеся в прожилки древесины. При слабом освещении они почти незаметны. Картина места преступления, самоубийства, если быть более точным, становится яснее. А вот согласуется ли гипотеза Шарлье с показаниями свидетелей? Показаниями камердинера Линге и адъютанта Гюнше? О том, что они увидели, войдя в кабинет, они рассказали советским следователям, которые их допрашивали.

После освобождения из советских лагерей, в 1955 году, Линге вспомнит о бесконечных допросах, которым его подвергали в советских тюрьмах: «Сколько крови было на ковре? Как далеко от ног Гитлера находилась лужа крови? Где именно лежал пистолет? Какой пистолет он использовал? Как и где именно он сидел? Вот лишь некоторые из неизменных и бесконечно повторяющихся вопросов, на которые у меня требовали ответа»[59].

На эти вопросы Филипп Шарлье может дать ответ. Во всяком случае, на некоторые. Он откладывает в сторону деревянные куски от мебели, считая их непригодными для анализа ДНК, и возвращается к фрагменту черепа. Он хватает коробку. Он подносит ее ближе к свету, чтобы лучше рассмотреть темные следы, кое-где выступающие на кости. «Это именно то, что я думал, – произносит он вполголоса, будто разговаривая с самим собой. – Это не органические остатки, принадлежащие индивидууму. Ни кожа, ни плоть. Все сгорело. Хорошо видны следы обугливания. Это доказывает, что он подвергся длительному воздействию огня». Эксперта привлекают другие следы. «Думаю, что это остатки земли. С примесями элементов коррозии и ржавчины. А известно, где был найден этот череп?»

Благодаря делам, обнаруженным в архивах, мы знаем это точно. Вернемся на семь десятилетий назад. 30 мая 1946 года. Через тринадцать месяцев после самоубийства Гитлера производится новый осмотр места события в рейхсканцелярии в Берлине. Он проходит в рамках сверхсекретной операции «Миф», инициированной 12 января 1946 года преемником Берии в Министерстве внутренних дел Кругловым. Следственная комиссия, специально направленная из Москвы, изучает штаб-квартиру фюрера. Спецкомиссия получила точные приказы от своего начальства: