– Так милости просим к нам в попутчики, – и Петрович с Саламатиным любезными жестами указали каждый на свое авто.

От такого внимания Сомов расплылся в благостной улыбке.

– Можно и просто Коля, если вы помните. Я бы с Иннокентием… с Петровичем мне больше по пути.

– Вопросов нет. Только мы еще одного четвероногого попутчика возьмем с собой. Бонифаций!

Пес как будто ждал этой минуты, – легко выпорхнув из-за невысокого штакетника палисадника, он пружинисто приземлился на проезжую часть.

– Во дает! – искренне восхитился Сомов, и тут же оказался в эпицентре внимания собаки.

Всю дорогу Петрович представлял себе разговор с руководством, отвечая на справедливые упреки весомыми, как ему хотелось думать, доводами, и в пол-уха слушал рассказ своего попутчика о рыбалке, и на что клюет та или иная рыба, название которой ему ни о чем не говорило.

В коридоре управления он нос к носу столкнулся с замом Вяземского по собственной безопасности, который дружески бросил на ходу:

– Наслышаны о твоих приключениях, – и проследовал дальше по своим делам.

Вот, собственно и все, что ожидало нарушителя должностных полномочий, к его изумлению.

Сомов еще около машины пообещал быстро уладить все вопросы с «топориком», и сбежал от Бонифация в направлении криминалистической лаборатории.

День до обеда прошел на удивление спокойно, если не брать в расчет разговор с бестолковой секретаршей той самой большой корпорации, которой принадлежал телефон его случайной знакомой. Девица сначала не могла взять в толк, как ей по названному номеру телефона определить его владельца, затем предприняла несколько попыток соединиться с отделом безопасности компании, и закончила разговор мольбой перезвонить ей позже, так как на линии уже много других звонков.

В полдень дверь распахнулась, и в кабинет с торжественным видом вошел Сомов, неся на вытянутых руках сверток. Водрузив его на стол, он со значением произнес:

– Это он, прекрасный и смертельно опасный.

Куль из черного непрозрачного полиэтилена, перемотанной бечевкой и скрепленный печатями из сургуча, не вызывал таких же восторженных чувств у Петровича.

– Вскрыть-то его можно?

– Только в перчатках.

– Само собой.

Лабрис представлял собой двусторонний топор. Его лезвия, выполненные из звенящей серебристой стали, были заточены в полотно, похожее по составу на золото. Полотно украшали драконы с разинутыми пастями, повернутыми в стороны лезвий, а хвостами эти твари срастались на общем обухе двуглавого орудия. Сами драконы были обильно усыпаны сверкающими камушками. Одет топор был на рукоятку, также выполненную из серебристого металла, которая была сделана в виде пучка прутьев, связанных ремнями.

Петровичу этот предмет показался слишком перегруженным декоративными элементами.

– Ну, как? – прервал паузу Сомов.

– Это действительно бриллианты, натуральные?

– Действительно. А натуральные они или нет, сказать в лаборатории затруднились. Для такого анализа нужен специальный «тепловой щуп», так как теплопроводность у настоящего алмаза выше, чем у искусственного. «Пощупаем» обязательно, когда вернешь. Смотри не потеряй, вещица-то, судя по всему, дорогая.

Петрович хотел было обидеться на коллегу, но, подняв глаза на Сомова, вместо этого рассмеялся:

– Коля, во что ты одет? На тебе еще с утра было вполне приличное пальто.

Теперь на Сомове был выцветший бушлат неопределенно громадного размера с оттопыренными рваными карманами. Такую одежду обычно держат в хозяйстве для грязной работы.

– Вот незадача! В лаборатории перепутал. Со мной такое бывает. Придется бежать обратно, а то хозяин расстроится.

– Сомневаюсь, что кто-то расстроится, – усмехнулся Петрович вслед выбегающему из кабинета раззяве. – Бонифаций, не будем терять время? Поехали к профессору. Вперед!

Пес рванул к выходу.

Бжозовского с утра выписали из больницы, и сыщик с собакой направились к нему домой, на Кутузовский проспект. Квартира профессора располагалась в добротной «сталинке», с богато украшенным фасадом.

Дверь открыла простоватая пожилая дама, которая по по-хозяйски деловито довела Петровича до двери комнаты и, распахнув ее без стука, небрежно бросила:

– Вот, пожалуйте, – и удалилась.

По обстановке сразу было видно, что это кабинет. Массивные шкафы до самого потолка были забиты книгами, перед которыми в свободном пространстве, до застекленных дверок, ютились различные керамические и деревянные безделушки вперемешку с фотографиями в рамках из личного архива, и изображениями узнаваемых ученых мужей. Около окна стоял такой же массивный стол с большой настольной лампой, а в старом кожаном кресле восседал сам хозяин кабинета. Обнимая за шею пса, он нашептывал ему в ухо что-то успокоительное, усмиряя собачий бурный восторг от встречи с родным человеком.

– Проходите, Иннокентий Петрович. Рад вас видеть.

– Взаимно. Я к вам по делу, Станислав Витольдович. Мне хотелось бы одну вещицу показать непростую, она по нашему делу проходит как вещдок. Поэтому прошу об особой аккуратности при контакте с этим предметом.

С этими словами Петрович развернул черный сверток на столе профессора.

– Вы когда-нибудь раньше видели этот топор в особняке Добролюбова?

– Впервые в жизни вижу лабрис в таком странном исполнении. Позволите разглядеть сей артефакт поближе?

– Да, конечно.

Профессор достал из верхнего стола ящика матерчатые перчатки и увеличительное стекло.

Петрович присмотрелся к обстановке кабинета и обнаружил, что одна его часть, а именно правый от двери угол, является жилым. Там стоял маленький холодильничек, крохотный кухонный столик с табуреткой и вдоль стены – узкая койка, прикрытая ширмой с орнаментом из белых пионов.

– М-да… занятная штучка. Вас интересует только этот вопрос? Однозначно, я вижу это орудие впервые.

– Не только. Больше всего мне интересна его идейная направленность. Предположительно, этим же топориком было совершено ряд убийств членов монашеского Ордена Иезуитов, быть может, все эти символы, вырезанные на нем, могут что-то рассказать о его владельцах и о мотивах, побудивших совершить эти преступления.

– Что ж, попробуем навскидку дать оценку этому предмету: бриллианты, скорее всего, сделаны из искусственно выращенных алмазов.

– Почему вы так решили? Может, они настоящие.

– Если бы они были настоящими, о камнях такого размера уже знал бы весь мир. Приблизительно до середины двухтысячных (как это принято сейчас говорить), так называемые искусственные бриллианты, полученные в лабораторных условиях из высокоуглеродистого сплава под давлением, могли достигать не более двух сантиметров в диаметре. Попытки вырастить более крупный алмаз приводили к изменению цвета камня. В наше время ученые продвинулись в этом направлении далеко вперед. Конечно, не кустарным способом, а на современном оборудовании, можно получить синтетический камень величиной хоть с футбольный мяч. Стоимость такого камня будет в десятки раз ниже природного, но все же достаточно высока. Без сомнения, я сейчас держу в руках очень дорогую «поделку».