Я так подробно рассказал об отношении южан к данному вопросу, чтобы наглядно продемонстрировать, насколько радикально в этом плане отличаются их взгляды на проблему от взглядов северян. Как говорят многие специалисты по КНДР, «северные корейцы — больше националисты нежели коммунисты или социалисты». В Восточной Азии национализм силен в любой стране, и КНДР тому яркое подтверждение. Впрочем, в Северной Корее градус патриотизма-национализма зашкаливает даже по сравнению со многими другими государствами региона. А потому северокорейцы не могут даже в мыслях принять возможность того, что на их территории будут находиться иностранные войска или военные базы. Такое положение дел посчитают унижением всей нации (южан, сдавшихся на милость США, они явно не уважают). «Это трагедия и позор для нашего народа!» — искренне высказываются на эту тему северокорейцы. И здесь надо понимать, что разговор идет о неприятии не только американских войск, которых в КНДР официально снабжают самыми яркими эпитетами, типа «империалистических агрессоров» или «монстров войны», но и войск любых других стран мира, включая дружественные государства, типа Китая или России.

Национализм в КНДР подпитывается идеей «опоры на собственные силы», которая является важнейшим постулатом идеологии чучхе. А потому ничего иностранного в Северной Корее быть не должно — все только свое, в том числе и войска. А собственная армия, естественно, самая лучшая, непобедимая и готовая разгромить любого агрессора. «Иностранных войск здесь нет и быть не может!» — вот подход северян к проблеме. Южнокорейцы в это же самое время постоянно говорят о жизненной необходимости американского военного щита.

Неприятие всего иностранного и опора на собственные силы в сочетании с не самой простой ситуацией в сфере экономики приводит к все большим и большим трудностям. Руководство КНДР все чаще вступает в конфликт с реалиями жизни, и это особенно заметно сейчас. Но все равно иностранец, приезжающий в КНДР, неизменно слышит «не надо заглядываться на импортное», «наша страна — самая лучшая», «наши горы — самые живописные», «наши девушки — самые красивые». Дело доходило даже до того, что во времена соцлагеря с полученной по каналам помощи из Советского Союза или Китая техники снимались наклейки и удалялись надписи, указывающие на иностранное происхождение вещи. Хотя, конечно, люди все прекрасно понимали. Сейчас эта практика в основном осталась в прошлом, так как вследствие остановки заводов наплыв иностранных товаров стал таким большим, что игнорировать импорт стало попросту невозможно. А потому какие могут быть в Северной Корее иностранные войска? Корейцы слишком горды для этого, хотя собратья по крови из южной части корейского полуострова уже давно свыклись с американцами и даже не хотят их отпускать.

Классическая дипломатическая схема Пхеньяна

Оказавшаяся с начала 1990-х годов в крайне непростом как внешнеполитическом, так и экономическом положении, Северная Корея столкнулась с реальной перспективой обрушения существующего строя, который мог не выдержать всей тяжести разного рода проблем или, как сейчас модно говорить, «вызовов». Судите сами: поддержка СССР и Китая либо полностью сошла на нет (в случае с Москвой), либо сократилась в разы (Пекин). При всех разговорах об опоре на собственные силы северокорейская экономика никогда не была, да и, пожалуй, не могла быть самодостаточной. А потому без внешней помощи, часто замаскированной под торговлю по дружественным ценам, Пхеньян обойтись не мог. Начали вставать заводы, возникали серьезные проблемы с обеспечением народа продуктами питания. Не лучше дела обстояли и на внешнеполитическом направлении. СССР исчез, а руководство новой России не только не стало выстраивать отношения с КНДР с нейтральных позиций, а скорее взяло антисеверокорейский курс (это особенно было заметно в 1992–1996 годах).

Китай хотя и повел себя менее резко, но с 1992 года все же установил дипломатические отношения с Южной Кореей и в реальности стал куда более сдержанно относиться к Пхеньяну. На этом фоне усилилось давление со стороны стран Запада, Японии и Южной Кореи. В общем, если говорить простым языком, Северной Корее предложили по большому счету выкручиваться самой, при этом никто не гарантировал, что КНДР вообще сохранится на политической карте мира. Пример стран Восточной Европы, где с прежними правительствами обошлись не очень мягко, кое-где попросту поставив к стенке (например, Чаушеску в Румынии), не очень вдохновил руководство Северной Кореи, не готового к столь радикальным переменам. Да и политическая система КНДР с сильнейшим культом личности вождей не давала пространство для маневра.

В общем, КНДР столкнулась с враждебным окружением, экономическим кризисом и необходимостью выживать в этих условиях. Народ, правда, не был настроен выходить на демонстрации с призывами к «демократии и гласности», но кушать все равно хотел, и это обстоятельство невозможно было игнорировать. В таких непростых условиях руководство КНДР придумало определенную схему, которая позволила ему достаточно долгое время «выбивать» из окружающих стран экономическую помощь. Это помогло руководству Северной Кореи гарантировать необходимый экономический уровень как для выживания населения, так и для того, чтобы самим оставаться у власти. Конкретные ходы, военно-политические шаги могли изменяться, но в целом схема была одна и та же. Она достаточно проста, но, как показала практика, весьма эффективна и действенна.

Заключается она в следующем. Сначала под тем или иным предлогом провоцируется возникновение напряженности. Как только что было сказано, способы могут быть использованы для этого разные (ракетные или ядерные испытания, стычки на границе, демонстрация артиллерии в районе демилитаризованной зоны и проч.). Главное — привлечь к себе внимание, чтобы существование КНДР уже нельзя было игнорировать. Параллельно действия сопровождаются воинственными заявлениями со стороны официального Пхеньяна, обещающего утопить мир в «море огня», превратить столицы супостатов в «ядерные пепелища» и т. д. Эти заявления быстро подхватывают мировые СМИ, радостно заявляющие, что «Корейский полуостров оказался на грани войны».

Так продолжается некоторое время. Парой-тройкой новых мелких провокаций или громких заявлений КНДР создает видимость того, что война действительно вот-вот начнется. Все напрягаются, и некоторые действительно начинают готовиться к войне. Подержав мир в напряжении, Пхеньян неожиданно делает предложение: «Мы же против войны! А может, поговорим?» На что противники с разной степенью энтузиазма соглашаются. И в ходе переговоров вдруг возникают предложения о снижении напряженности и развитии сотрудничества. Тут Пхеньян под разными предлогами дает понять, что сотрудничество предполагает следующий подход: КНДР отказывается от воинственной риторики, «зачехляет пушки», а «супостаты» должны оказать помощь — продовольствием, поставкой ресурсов, строительством АЭС (проект КЕДО) и проч. Варианты бывали разные. Затем следует несколько раундов переговоров, в ходе которых Пхеньян действительно получает достаточно серьезную помощь, и ситуация на некоторое время стабилизируется.

В общем, выходит следующее: Пхеньян напугал всех своими криками, заставил напрячься, выйти на переговоры, а затем получил экономическую помощь, при этом не потеряв ничего, а лишь «великодушно согласившись» отказаться от воинственных действий. Понятно, что при этом КНДР умело использовала и противоречия, терзающие их богатых соседей, которые, естественно, не хотят войны на полуострове, и раскол в южнокорейском обществе, где сторонникам жесткого подхода к Пхеньяну противостоят те, кто выступает за сотрудничество с «собратьями по крови» и проч. Но в целом схема одна и та же: напряженность — доведение напряжения до предела — предложение начать диалог — переговоры — получение помощи — стабилизация. Через некоторое время КНДР находила новый предлог для обострения отношений, либо окружающие страны сами его предлагали (те же регулярные американо-южнокорейские крупномасштабные военные маневры — настоящая палочка-выручалочка для Пхеньяна), и схема прокручивалась снова.