Она и накрутилась.

Пока трое других швейцарцев ходили по «Бифпорк Продакшн», разговаривали со специалистами и директором, «больной» Руди Лакнер встречался у себя в номере с заместителем управляющего и начальником службы безопасности «Анналбанка». Разговаривали по-английски, которым оба москвича владели неплохо.

Когда Равилю сообщили, что в номере «больного» швейцарца ведется долгий разговор, определенно с нашими людьми, потому что английская речь перемежается русскими словцами и выражениями, он тут же навел справки о постояльцах «Невского Паласа» и сравнил список со списком уже известных ему фамилий. Таким образом и выяснилось: москвичи из «Анналбанка» вдруг решили посетить город на Неве. И, похоже, не для осмотра исторических памятников.

Лене и Окороку было приказано побыстрее сплавлять швейцарцев, потому что переводчицу ждала еще работа с записью, а использованной пленки становилось все больше и больше…

* * *

Из разговора в номере «Невского Паласа» становилось ясно: и московские банкиры, и швейцарец знают об обмане, только пока не смогли распутать все узелки. Видимо, просто потому, что не владели исчерпывающей информацией.

Руди Лакнер перешел в другую фирму только потому, что там предложили больше денег. Это было единственной причиной. И надо же такому случиться, что как раз сразу же после перехода его поставили работать по одному питерскому проекту: русские хотели взять кредит под развитие метизного производства. «Сколько у них метизных заводов», – подумал тогда Лакнер. Он сообщил начальству, что недавно участвовал в аудите еще одного метизного производства в России. Франсуа Мишель этому обрадовался: человек хоть немного знает российскую специфику и уже успел побывать в «стране медведей». Его тут же поставили на этот проект, тем более что один старый сотрудник фирмы, который должен был им заниматься, случайно попал в автокатастрофу и лежал со сломанной ногой.

Лакнер принялся за изучение документов. Вначале он подумал, что у него понемногу съезжает крыша: цифры были те же самые. Документов по предыдущему проекту у Лакнера не осталось, но памятью на цифры он обладал феноменальной. И завод находился в Санкт-Петербурге, правда, никакого другого юридического адреса не указывалось. Фактический адрес и местонахождение совпадали с теми, что были в проекте «Тупасов».

У Лакнера промелькнула мысль, что, возможно, русские решили запросить еще один кредит в другом банке, но потом он увидел, что называется предприятие по-иному и фамилии в документах указаны совсем другие. Правда, все остальное – то же самое.

Руди не представлял, что делать. Он боялся потерять работу, боялся подмочить свою репутацию и с ужасом думал о последствиях… Он не знал, бежать ли ему на свою старую фирму и говорить им, чтобы срочно замораживали выплаты (а ведь первые пять миллионов уже точно переслали!), или нестись к новому начальству и делиться своими подозрениями.

Помог Его Величество Случай: в Швейцарию по своим служебным и личным делам приехал заместитель управляющего российским «Анналбанком», выдавшим гарантию по проекту «Тупасов». Контактом господина Семена Третьякова в Женеве был Манфред – двоюродный брат Руди. Лакнер совсем недавно говорил с братом о том, что ему нужно бы проконсультироваться с кем-то из русских насчет их юридических адресов и реального месторасположения компаний: что-то у них этот аспект запутан… Руди просто хотел задать несколько вопросов – чтобы человек, проживающий в этой непонятной стране, растолковал цивилизованному швейцарцу, как там у «медведей» ведут дела.

Когда Семен пришел в банк, Манфред попросил русского господина встретиться со своим братом-экспертом, проводящим анализы проектов, под которые запрашиваются кредиты. Брат, как объяснил Манфред, успел уже побывать в России. У него есть несколько вопросов.

Третьяков тут же согласился: лишний контакт всегда может пригодиться. Тем более что этот тип работал по кредитам и бывал в России.

Садясь за стол, ни Третьяков, ни Лакнер не ожидали, в какую сторону повернется разговор.

Вначале Семену показалось, что швейцарец – полный дебил. Третьяков судил по его вопросам. Потом до него постепенно начало доходить: кто-то очень постарался швейцарца запутать, причем лапши на уши было навешано очень много – даже не кастрюля, а бак для кипячения белья.

Третьяков попытался объяснить Руди общую ситуацию в России – по интересовавшим швейцарца аспектам. Потом Семен задал прямой вопрос. Он уже понял, что швейцарца надули, а раз именно он ездил в Россию и проект одобрил, то по головке его не погладят. И бедняга Лакнер перетрусил.

Семен пригласил Лакнера к себе в номер, где у него имелось «лекарство» – привезенная из России бутылка водки, которую Третьяков выпить еще не успел по причине отсутствия компании.

Захмелевший швейцарец, разбавляя свой рассказ вздохами, переходя с английского на немецкий и даже иногда на французский, что Третьяков тут же пресекал, потому что понимал только английский, выдал все: и о поездке в Петербург, и о специфике российского налогообложения, и о переводе первых пяти миллионов, и о новом проекте, который казался бедному швейцарцу тем же самым – только название и фамилии были другие.

Третьяков первым делом уточнил, куда перевели деньги: в Россию, в какую-то другую страну или они остались в Швейцарии. Этого Лакнер не знал и узнать не мог: подобная информация не входила в его компетенцию. К тому же он теперь работал в другой фирме.

Семен попросил копии, по крайней мере, тех документов, которые имелись в новой фирме Лакнера (и на следующий день получил их).

Третьяков созвонился с истинным хозяином «Анналбанка», неким Гариком, молодым человеком ничем не примечательной наружности, которому бы, наверное, подошла работа частного детектива, но занимался он совсем другими делами и в определенных кругах имел соответствующую репутацию.

Гарик внимательно выслушал Третьякова и велел убедить швейцарца ничего не говорить ни своим бывшим, ни нынешним работодателям, а приехать в Россию, чтобы на месте убедиться – на тот же завод его повезут или нет, тех же людей он встретит или других. Швейцарцу было обещано, что решение всех проблем русские берут на себя (как же – может пострадать репутация «Анналбанка», что Руди было очень даже понятно), а кроме того, Лакнеру русские партнеры, может, даже еще и премиальные выпишут за его дотошность и отрекомендуют наилучшим образом всем своим знакомым – как в России, так и в его родной Швейцарии.

Руди не случайно задавал множество вопросов во время посещения «Болт-Балта» и при встрече в офисе: об этом просили москвичи. А заодно и начальство отметило его рвение. После звонка в Москву ему было приказано сказаться больным – отравление вещь вполне правдоподобная. Руди вначале колебался, не желая отлынивать от работы, но его убедили, что речь идет о гораздо большем – о его будущем.

Симптомы отравления Руди прекрасно знал: приходилось травиться в Африке, куда ему довелось несколько раз съездить по урановому проекту. Вначале он думал «заболеть» утром в воскресенье, но ему даже не пришлось так долго ждать: сидя в театре на балете, который мало его заинтересовал, и размышляя о том, чем вся эта история может для него кончиться, он не на шутку встревожился – его бросило в жар. И вообще театру он бы предпочел бар – вот Руди и решил убить сразу двух зайцев: сказаться больным и опрокинуть рюмку-другую, пока остальные еще не вернулись из театра.