Я, не в силах даже сказать спасибо, двинулась было в их сторону, но он меня остановил.

– Еще кое-что.

Наклонил голову и, сняв с шеи цепочку с круглым кулоном, надел на меня. Медальон скользнул в вырез камзола и теплым пятном свернулся на коже.

Рыжий поцеловал меня в лоб, благословляя, а потом, взяв за плечи, мягко подтолкнул в нужном направлении.

– Иди. Я пригляжу.

Не оборачиваясь, медленными шагами я направилась к смеющейся компании парней и девушек. Заметив меня, они стали осыпать меня похабными шуточками и беззлобными насмешками, явно решив, что я просто перестаралась с празднованием. Надежда и силы оставили меня и я, покачнувшись, стала падать на какого-то парня, который вежливо подхватил меня.

– Девушка, с вами все в по… И тут выражение легкой брезгливости сошло с его лица, сменившись безграничным ужасом.

– Шелена?

Бросив быстрый взгляд в сторону собутыльников, юноша театрально застонал:

– О нет, ребята, я знаю эту чокнутую. Эта несовершеннолетняя племянница моей тетки Агриппины, и она пьяна в хлам. Я отведу ее к бабке.

– Да брось ты ее здесь, будем еще возиться с малолетними шалавами!

– Вы не знаете леди Агриппину, друзья, она редкостная су…суровая самка собаки и сожрет мои яйца на завтрак, если я брошу ее будущую сиделку здесь.

Все заржали.

– Да вы идите. Я быстренько отконвоирую эту дурочку куда следует, и догоню вас, – говоря последнюю фразу, он уже тащил меня, стремительно удаляясь от разочарованной компании.

Глядя ему через плечо, я увидела, что парень, приведший меня сюда, провожает нас взглядом. Заметив, что я заметила, он поднял руку в прощальном жесте, а через секунду его уже не было.

– Хуй короля Артура мне по лбу, Шелена, откуда ты взялась и что произошло, я ни хрена ни отстреливаю – спросил Марк как Марк и я наконец-то расплакалась.

Валет пик

Марк никогда не считал себя сцыклом, но сейчас ему было страшно. Он привык, что Шелена стойкая, что она всегда права, умеет держать голову прямо и смеяться в лицо любому пиздецу. За пять лет он видел ее всякой: пьяной, одержимой, грустной, злющей, как сука, выебывающейся и высокомерной, потерянной и сияющей, отчаянной и осторожной, но даже в самом сильном алкогольном бреду он не мог представить ее …жалкой.

Вцепившись в него, как в якорь, она рыдала и сотрясалась, бессвязно вываливая на него поток сознания, и он не мог разобрать ничего, кроме одного слова: Ворон.

Марк дотащил ее до ближайшего тупика и, убедившись, что за ними никого нет, втолкнул ее в подворотню. Дождь лил как небесная кара, заливая фонари и пробираясь под кожу, разгоняя пирующих по домам и кабакам, и он мог не бояться, что кто-нибудь на них случайно наткнется.

Он толкнул ее под хлипкий козырек, закрыл собой от ливня и случайных прохожих, взял лицо в ладони и, поймав бегающий взгляд, спросил:

– Так, блядь, рассказывай по порядку. Я оставил тебя с Ястребом. Что было дальше?

И она рассказала.

Потом, много раз после этой ночи он пытался поговорить с ней снова – и никогда больше у него не получилось. Она превращалась в невозмутимый мрамор и все вопросы стекали с нее равнодушными каплями, но сегодня она не утаила ничего. Марк подозревал, что она не вполне в себе, что его Шелена, настоящая Шелена никогда бы не позволила себе рассказать ему столь много и столь подробно, и сошла бы с ума от унижения, если бы узнала, что вызвала в нем жалость, и он вел себя так, как будто забыл, но он помнил.

Когда она замолчала, он в каком-то ступоре отошел от нее, вывернул содержимое своего желудка за углом, стер ладонью с лица слезы, смешанные с мглистой водой, а потом вернулся.

– Нам нужно тебя спрятать.

Выговорившись, она стала затухать и, когда яркие глаза перестали перетягивать внимание от всего остального, Марк еще раз испугался тому, как страшно она выглядит. Без того худое лицо заострилось, под глазами темнели глубокие синяки, губы болезненные, потрескавшиеся, на скулах кровоподтеки.

И это только, что открыто глазу.

Марк не относил себя к числу самых прилежных студентов, но сейчас не нужно было быть лучшим, чтобы понять, что дела очень плохи.

Он не справится. Ей нужен настоящий целитель.

"Шелена бы знала, что делать. Шелена не бросила бы тебя"

С чувством пожелав всем священным рыцарям и их шлюшным бабам пойти нахуй, Марк подхватил бессознательную подругу на руки и понес домой.

Сколько они шли – он не помнил. Дорога превратилась в сливающуюся полосу препятствий, и он просто брел, прижимая к груди девушку, иногда проваливаясь на ходу в сон, а потом вдруг оказался у собственной двери.

– Мы пришли, принцесса. Сможешь постоять, пока я открою дверь?

– Дождь, Марк, дождь. – забеспокоилась, заволновалась Шелена.

– Идет. Не бойся. Я ему тебя не отдам.

Она снова стала плакать, уже не навзрыд, тихонько, просто слезы непрерывно текли по лицу, разрывая ему сердце.

Марк завел ее в дом, отнес в ванную, положил отмокать. Она никак не препятствовала и не помогала ему. Спрашивая себя, правильно ли он сейчас поступает, можно ли ее вообще в теплую воду в таком состоянии, не навредит ли он еще больше, он навел порядок в прихожей, стирая их грязные следы, скрутил остатки платья и пиджак Ворона в узел, спрятал.

Вернулся к Шелене: она была в сознании, но это внушало ужас даже сильнее. Ее зрачки плохо реагировали на свет, пульс был слабым, дыхание учащенным. Одевая ее в свои штаны и рубашку и укладывая на кушетку, он чувствовал, какая горячая, ломкая у нее теперь кожа и его руки затряслись.

Он не врач. Она умрет из-за того, что он не знает, что делать и он никогда себе не простит.

– Шел. Шел, милая. – он сознавал, что трясет ее как куклу, но только она ему могла помочь спасти себя.

– Травы. Травы при лихорадке. Ты же отличница, раздери тебя Мордред! – добавил он в отчаянии, как будто этот факт мог что-то изменить. Но и правда помогло. Еле шевеля ссохшимися губами, она прошептала:

– Шалфей. Розмарин. Тимьян. Вербена. Кора хинного дерева.

– Вербена. Тимьян. Вижу. Розмарин. Нашел. Шалфей. Кора, кора, где, блядь, эта кора… – он суетливо перебирал коробку и приговаривал, как же хорошо, что эта дотошная девчонка все подписала и каким он был идиотом, когда смеялся над ней, скрупулезно собирающей аптечку несколько лет назад и называл бабушкой-синим чулком. – Нашел! Сейчас. Шел. Сейчас.

Дрожащей рукой провел над водой, закипятив ее, побросал травы, от всей души надеясь, что их не нужно заваривать с ритуальными плясками и в строго определенном порядке, нервно постукивая по часам, стал отсчитывать минуты, необходимые, чтобы отвар хоть немного настоялся и в этот самый момент кто-то наверху стал громко бить в дверь ногами.