Опять ее прикосновенье

Зажгло в увядшем сердце кровь,

Опять тоска, опять любовь!

Но полно прославлять надменных…

Они не стоят ни страстей,

Ни песен, ими вдохновенных:

Слова и взор волшебниц сих

Обманчивы… как ножки их.

Борис в игру включился, но гнул свою линию:

А я в напрасной скуке трачу

Судьбой отсчитанные дни.

И так уж тягостны они.

Я знаю: век уж мой измерен;

Но чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен,

Что с вами днем увижусь я.

Татьяна выразила сочувствие и признательность:

Мне ваша искренность мила,

Она в волненье привела

Давно умолкнувшие чувства.

Он вернулся к прозе:

— Таня, почему ты не хочешь выходить за меня замуж?

Она сделала последнюю попытку увернуться:

Предвижу все: вас оскорбит

Печальной тайны объясненье.

Какое горькое презренье

Ваш гордый взгляд изобразит!

— Какое презренье? Хватит стихов! Татьяна, почему ты не хочешь быть моей женой? Почему ты заставляешь меня, как мальчишку, переживать, трястись и мучиться? Ты меня любишь?

— Очень люблю!

И она завела старую пластинку: все хорошо, ты меня любишь, я тебя люблю, ничего менять не надо.

Борис чувствовал себя следователем, который допрашивает шпиона.

Татьяну сковывал испуг человека, который слышит звонок в дверь, но боится признаться, что он дома. Минуту звонят, другую, час, второй — надо идти открывать, отсидеться не получится.

— Хорошо, — сдалась она, — если ты так настаиваешь… Борис, но ведь ответ лежит на поверхности! Ты проявляешь жестокость, заставляя меня говорить.

— Говори!

Я… тебе… не пара. Ты умный, образованный. Интеллектуал, эрудит. У тебя широкий кругозор, а у меня… амбразура. Я всего лишь домашняя хозяйка с большим опытом. А то, что подрабатываю, — обман трудящихся, оголтелый дилетантизм. Архитекторский надзор для меня — непосильная задача. Просто ничего не понимаю, что они там строят. Профессиональных разговоров боюсь как черт ладана. Я — необучаемая, я пыталась что-то освоить — бесполезно. Пройдет немного времени, и ты поймешь, что я, в сущности, ограниченная, примитивная тетка. Я женские романы читаю! Ты взвоешь со мной от скуки и… и… и бросишь меня. Я этого не вынесу второй раз, то есть вынесу, ты не беспокойся, но будет легче, если без семейных оков.

— Мне было бросить трудно даже Галину, к которой я никаких чувств не питал. Я врастаю в людей, как луковица. Сверху зеленые перышки можете постричь, а с корнем вырвать — больно, — говорил он механически, словно мимоходом отвечая на Танины самоупреки, напряженно думая о другом. — Что до архитектуры… В мире есть тысячи музыкантов, способных сделать оркестровку. Тех, кто сочиняет красивую мелодию, — единицы. Ты очень талантлива, ты создаешь мелодию в архитектуре.

Так он разговаривал со студентами: отвечал на вопросы, объяснял, приводил примеры и аналогии, а параллельно думал: утром клапаны в машине стучали, надо в автомастерскую заехать. Сейчас Бориса волновали проблемы более серьезные, чем поломки в «Жигулях».

— Очень редко, но встречаются люди, — говорил он, — от рождения обладающие знаниями, для усвоения которых большинству людей приходится долго учиться и тренироваться. Есть раздел математики — топология, она изучает свойства фигур, неизменных при любых деформациях. С точки зрения топологии окружность, квадрат, эллипс имеют одни и те же свойства, так как могут быть деформированы одно в другое…

Татьяна не сказала правды. Опять увильнула. Почему? Где собака зарыта? К чему он завел речь о топологии? Да, хотел пример привести.

— Один профессор-топотог, еще до революции, пришел к портному костюм заказать. И был потрясен тем, как старый еврей раскладывает лекала на отрезе сукна. Это было гениальное использование площади. Ни одна из существующих тогда формул не могла выстроить фигуры с подобными топологическими свойствами. Когда ты рисуешь свои домики, ты не задумываешься над тем, какой пропорцией пользуешься — геометрической, арифметической или «золотым сечением», — ты угадываешь их интуитивно. Без формул и чертежей ты знаешь, насколько нужно приподнять пяты арки, чтобы были видны выступы карнизов…

Борис тянул время. В ход пошла информация, которую он почерпнул из разговоров с Татьяниными детьми. Они объясняли, в чем заключается мамина гениальность, наивно полагая, что сама Татьяна прекрасно знает о своих природных талантах и не мучается комплексами неполноценности. Борис тоже не сомневался, что ее самоуничижение — часть игры, напрашивание на комплименты. Как и любого человека искусства, архитектора, очевидно, нельзя перехвалить. Все им мало. Ты хочешь комплиментов и уверений в собственной талантливости? Получи их в форме академической лекции.

Но Татьяна смотрела на него так, словно он глаза ей счастливо раскрыл, или подарил двести лет жизни, или сказал, что бабушка ее воскресла. Она в самом деле не догадывалась? Считала себя обманщицей? Интересно девки пляшут. Но сейчас он об этом думать не будет, потом разберется с нею вместе.

Почему Татьяна в качестве аргументов против женитьбы выставила свои недостатки? Почему вообще человек оговаривает себя? Первое: хочет добиться какой-то выгоды, привилегий, надавить на жалость и получить карт-бланш. Мимо, не подходит. Она из дарующих, а не из потребляющих. Второе: проявляет милосердие, подставляет себя, чтобы скрыть ущербность другого человека. Верно! Наконец сообразил. Искал, где собака зарыта, и не подумал, какой дух пойдет, когда откопает.

— Спасибо, Танюша. — Борис горько усмехнулся и прервал лекцию об архитектуре дилетантов. — Ответ действительно лежит на поверхности. Ты пыталась пословицу «в чужом глазу замечу и соринку, в своем бревна не разгляжу» перевернуть с точностью до наоборот. Доброты тебе не занимать. Все правильно. Я — партия, мягко говоря, незавидная, прямо говоря — никуда не годная. Я никогда не добьюсь сокрушительных успехов и стремиться к ним не стану. Никогда не буду зарабатывать много денег и включаться в гонку за растущими потребностями. Я сибарит и лежебока, буду жаждой мучиться, но поленюсь встать воды налить. Я способен действовать только тогда, когда не действовать уже невозможно. Ты права: Борис Кротов — тип закоренелого эгоиста. Я хочу, чтобы меня любили, но оставили в покое, я буду читать, хоть расписание поездов, но пальцем не пошевелю, чтобы жизненную планку на сантиметр поднять.