фотографий Клэр Ашес, и на каждой – траурная лента в нижнем правом углу.

– Слишком много смертей в последнее время, не правда ли?

Генри Ашес оборачивается. Я выхожу из-за угла, где некоторое время имел удовольствие подглядывать за трауром гниды, становлюсь спиной к плазме и во весь рот улыбаюсь.

Генри Ашес что-то кряхтит, он не понимает, как его младшая дочь оказалась в его доме.

– Приехала на такси, – отвечаю я, и это чистая правда. Я поворачиваюсь к Ашесу спиной, смотрю на фото Клэр. Одну из фотографий, в крайнем левом углу, сделал я, когда мы с Клэр гуляли ветреным вечером по теплым пескам Венус-Бич – тогда я был глуп, думал, что люблю Клэр, и не знал о существовании самых прекрасных глаз на свете…

…взгляд которых сейчас пронзает родного отца, пронзает, как меч, и пронзает с откровенной ненавистью.

Генри Ашес кряхтит, хочет знать, что Сэнди нужно.

– Хочу знать, зачем ты превратил Клэр в подобие себя.

Генри Ашес кряхтит, он якобы не понимает, о чем идет речь.

– Спрошу напрямик, зачем ты превратил ее в дерьмо?

Генри Ашес недовольно кряхтит, мол, его дочь не имеет права так с ним разговаривать.

Я смеюсь заливистым смехом Сэнди.

– А ты имел право похищать меня? Пытаться продать меня в рабство? Не пытаться, а действительно продать в рабство Таю и других несчастных девушек?

Генри Ашес кряхтит, дает понять, что его дочь несет бред.

– Старый мешок с дерьмом! – повышаю я голос, но не ору. – Ты врал мне всю свою жизнь!

Генри Ашес кряхтит, дает понять, что сейчас вызовет охрану.

– Охраны нет, идиот. Убедись в этом сам.

Генри Ашес смотрит на свою дочь с потрясением и ковыляет в свой кабинет, к кнопке вызова охраны. Выйти на улицу и убедиться в моих словах он не в состоянии.

Возвращается Венди с фотографиями. Она испуганно на меня смотрит, я ей говорю:

– Не волнуйся. Бросай эти сраные фотографии и беги отсюда как можно дальше.

И чтобы дважды не повторять, я достаю пистолет и красноречиво направляю его в сторону кабинета Ашеса.

Венди кивает, аккуратно кладет фотографии на стол и семенит к двери. Как только она исчезает, появляется Генри Ашес с презрительной ухмылкой на лице. Он с безразличием смотрит на входную дверь, за которой только что скрылась Венди, и говорит:

– Ты всегда была чокнутой. Лучше бы ты умерла вместо Клэр.

Я пропускаю гной Ашеса мимо ушей. Снимаю пистолет с предохранителя.

– Ну и где твоя охрана? Не волнуешься, что она исчезла?

Лоб Ашеса покрывается испариной. Конечно, волнуется, хоть вслух об этом и не скажет.

– Тебе обо всем рассказала Тая? – спрашивает родитель Клэр и вновь спрашивает ясным голосом.

И этот факт заставляет меня отвечать вопросом на вопрос:

– Почему ты заговорил нормальным голосом? Прячешь в своем кабинете волшебные пилюли?

Спрашиваю, а про себя думаю – неужели Ин подставил меня и забрался в тело Генри Ашеса по ведомым только ему одному причинам? Согласно нашей с Ином договоренности, никаких вмешательств с его стороны в данный момент быть не должно…

– Нет, дорогая, я прячу в кабинете кое-что другое, – говорит Генри Ашес ясным, опять же, голосом и достает невесть откуда пистолет. Я не успеваю ни о чем подумать, пистолет оказывается направленным на меня. С серых губ вместе со слюнями вылетают слова:

– Прощай, нелюбимая дочь…

И затем раздается выстрел.

Пуля проходит сквозь грудь Сэнди и вылетает наружу. Пролетает как воздух и врезается в каминную решетку. Одна из фотографий Клэр падает на пол, под ноги Сэнди.

Генри Ашес смотрит на пистолет с удивлением. С не меньшим удивлением я смотрю на невредимое тело моей девочки. Пуля не причиняет мне никакой боли.

– Какого… – охает Ашес и стреляет еще раз.

Пуля проходит сквозь живот Сэнди и вылетает наружу. Результат тот же. Ни боли, ни крови, страх и шок на обрюзглом лице.

Генри Ашес выпускает в Сэнди всю обойму, выпускает с криком, причем криком молодым – да, именно молодым, уж очень он не соответствует восьмидесятилетнему пердуну. Он бросает пистолет на пол и смотрит на свою дочь, как на дьявола.

– Как это, к-к-как…

Я касаюсь рыжей половины волос Сэнди и говорю:

– Я наполовину ведьма.

И добавляю:

– А ты, Ашес? В самом ли деле ты мой Папочка?

Ашес смотрит на меня долго, с раздумьями. Его лицо напоминает блин, сползающий со стола. И в следующее мгновение блин… оказывается на полу, а на его месте оказывается… лицо Ривьеры.

– Ты же все равно меня убьешь, – говорит Ривьера. – Надо же перед смертью как-нибудь тебя шокировать.

И правда, шокировал. У меня от удивления открыт рот – и будем честны, если бы всегда спокойная Сэнди сейчас управляла бы своим сознанием, ее рот был бы открыт так же, как и сейчас.

Потому что… ну это… это же…

– Как такое возможно? – истерически спрашиваю я.

– Я своих не выдаю, – говорит Ривьера.

Я стреляю ему в ногу. Ривьера падает на пол, подворачивает ногу и орет благим матом. Я подбегаю к нему и вонзаю каблук Сэнди прямо в рану.

Ривьера визжит. От боли он рвет на части лицо Генри Ашеса, в которое цеплялись его пальцы. Толстые, как у Ашеса… Он никак не мог быть Ривьерой.

– Как ты объяснишь свои старые пальцы? – Другим каблуком я давлю пальцы Ривьеры, давлю их до крови.

– Отпусти, стерва! Отпусти, или убей меня сразу! Прошу, не делай мне больно-а-а…

– Ты убил моего мужа! – кричу я, убитый муж, голосом Сэнди. – Смерть покажется тебе ра…

– Не убивал я твоего мужа!

– А кто его убил?

– Какой-то наркоман с имплантированными генами.

– С имплантиро… что все это означает?

– Вынь каблук из моей раны, объясню.

Я делаю то, о чем просит Ривьера. Он облегченно вздыхает. Но другой каблук Сэнди на всякий случай остается висеть над его пальцами.

– Объясни лучше, как пули проходят сквозь твое тело…

– Неважно. У меня пистолет – от меня вопросы. Ты под прицелом – от тебя ответы.

Ривьера вновь вздыхает, смотрит на следы от пуль и говорит:

– Пообещай, что отпустишь меня. Или… или… или сразу же убьешь.

– У меня пистолет – от меня вопросы. Ты под…

Ривьера часто кивает, понимает, что спорить со мной бесполезно.

– Объясни, почему ты в теле Генри Ашеса и кто был на месте Ривьеры все это время.

Ривьера вздыхает в третий раз и начинает рассказывать:

– Я был на месте Генри Ашеса шесть с половиной лет. Сам Генри Ашес умер столько