плечи Волчьего Пастыря. Раньше. А сейчас он обнимает помолодевших Платонова и Сидоровича. Или Перуна и Велеса, если я правильно услышал их имена.

Пасторальная картинка получается – из тех, что рисуют, когда хотят напомнить, какое доброе и красивое языческое прошлое ушло в небытие. Четверо молодых людей возле деревянных столбов, костер освещает славянские скулы, прямые носы, ямочку на щеке тети Маши.

Из костра вылетает черный цветок и плавно двигается по направлению к Александру и Юлии. Девушка протягивает руку, и он лоскутом вулканического пепла ложится на розовую ладошку. Александр поддерживает снизу её ладошку и цветок из черного превращается в обычную белую ромашку. Полевой цветок, какие тысячами растут на полях нашей необъятной родины.

Только дети знают ответ на вопрос – сколько лепестков у ромашки? Их на самом деле всего два: любишь и не любишь.

– Ой! – вскрикиваю я и чуть не отпрыгиваю от Людмилы.

Девушка ущипнула меня за ногу, и надо же было попасть именно в то место, куда щипал Вячеслав. Семейное это у них, что ли? Я втягиваю воздух сквозь сжатые зубы – мало приятного.

– Не спишь ты, могла бы и так спросить! – бурчу в ответ на улыбку Людмилы.

Ульяна тоже показывает мелкие зубки. Ух, вредины! Что мама, что дочь.

– На поляне есть человек, который попал сюда по ошибке. Ответь – ты хочешь остаться берендеем, или выберешь долю человека?

Молодые люди поворачиваются к нам. Я понимаю, что вопрос от невидимого, но очень могущественного собеседника адресован именно мне. Потом до меня доходит – что именно спрашивает незримое существо.

Я попал сюда по ошибке? Все страдания и мучения, все приключения и путешествие в целом – ошибка? Смерть моих родных, смерти тех, кто встретился нам на пути – всего лишь ошибка? И этот вопрос о выборе…

– Могу остаться берендеем и прожить жизнь полную сумасшедших Пределов, когда я буду готов убивать направо и налево? И когда-нибудь встретиться с охотником? Или же стать пищей для оборотней? – я задумываюсь, выбор и в самом деле нелегок.

И в состоянии человека я потенциальная жертва оборотня, и в состоянии оборотня жертва своих страстей и инстинктов. Однако, человеком я как-то быть уже привык, а вот оборотнем не очень. Я поднимаю голову и улыбаюсь присутствующим.

– Я хочу стать человеком.

– Женёк! – шагает ко мне Александр, но я останавливаю его взмахом ладони.

– Не надо, Сань, я всё решил. Слишком много смертей я увидел и не хочу в будущем становиться подобием Марины. Я видел, что может натворить берендей, который вкусил человеческую кровь. На пути сюда я не раз оказывался в таком же положении, но меня выручала тетя Маша. А сейчас её рядом не будет и что? Нет! Решено – я хочу быть человеком!

– Да будет так!

На этот раз нет никаких световых спецэффектов, звукового ряда и даже костер не выстреливает сучком. Я ничего не чувствую.

Ничего.

Даже одежда не появилась, так и стою в семейных трусах посреди глухой тайги. Лишь остается какое-то щемящее чувство грусти, такое появляется при возвращении с хорошего отдыха. Словно что-то покидает тебя и никогда не вернется, ты можешь прибыть в это место снова, но ощущения уже не повторятся. Я пробую представить себе перевертня, который бы кидался… бросался… кусал…

Но ничего не происходит – я не изменяюсь, даже волоски на руках не поднимаются. Я снова человек!

Вы потеряли сущность оборотня.

Вы исключены из Игры.

При повторном вхождении возможно возвращение полученных характеристик и навыков.

 Возвращение? Да вот фигушки! Я хрен теперь по своей воле в это вляпаюсь!

– Теперь прощайтесь, дети мои. Вы слишком долго загостились на Земле и нужны мне в другом месте!

Голос говорит это четверке, которая стоит у деревянных столбов. Тетя Маша печально улыбается и подходит к Александру с Юлией. За ней следует бывший Пастырь. Эти две пары чем-то неуловимым похожи друг на друга. Тетя Маша на Юлию и Александр на Егория. Велес с Перуном приближаются к нам.

– Ты правильно сделал, – говорит мне помолодевший Перун. – Не дело это – менять сущность данную от рождения. На том и стой.

– Эх, а мог бы стать хорошим берендеем, – сетует Велес и протягивает мне крепкую ладонь. – Что ж, твой выбор – это лишь твой выбор.

– Спасибо на добром слове, мне привычнее быть человеком. А там глядишь и в охотники определят… Шучу, шучу! – я спешу исправиться, увидев недовольный взгляд Людмилы. – Скажите, а ваша Игра закончилась? Теперь все будет нормально?

Ойкаю, когда железная ладонь Сидоровича плющит мои пальцы. Тот лишь хмыкает, мол, знай наших. Так же поступает и Платонов. Старики-разбойники, блин!

– Лишь одно существо сможет остановить нашу Игру, но сможет только по своей воле. Мы не должны говорить о финале – вы догадаетесь сами… – говорит Егорий, а Ладослава почему-то опускает голову и вздыхает.

– Дочка, ты держись за Славку. Пусть он и охламон, но со временем хорошим мужем станет, – говорит Сидорович, целует в макушку Ульяну и обнимает Людмилу.

Вячеслав так и лежит в беспамятстве, его лишь постарались положить аккуратнее.

– Хорошо, деда. Так и будет, он за мной как за каменной стеной, – улыбнувшись сквозь слезы, говорит Людмила.

Маленькая Ульяна протягивает ручки к Велесу, тот подхватывает ребенка и несколько раз подкидывает в воздух. Девочка заливисто смеется, пока Платонов-Перун обнимает её маму.

– Эх, и молодость вернулась, а применить её не могу. Отбил бы я тебя у Славки, ой и отбил бы! – улыбается Семен Алексеевич.

– Нет уж, теперь я от него никуда. Жизнь разная будет, но вместе справимся.

Сидорович с Платоновым отходят к новоявленному Пастырю с не менее новоявленной охотницей. А тетя Маша со своим суженым подходят к нам. Я не слышу, что они говорят своим преемникам, но, судя по грустной улыбке Александра и мокрым щекам Юлии, слова были проникновенными. Я вижу, как тетя Маша снимает амулет с маленьким арбалетом и вешает его на шею девушки. Это многое значит, ведь сколько продлилось наше путешествие – тетя Маша никогда не снимала амулета.

– Прощайте, ребята. Не поминайте лихом, – обнимает бывшая тетя Маша.

– Ты тоже не забывай меня, маманя. Оно вишь как получилось – я снова без пинджака остался.

Охотница улыбается уголками губ и обнимает Людмилу. Ульяна цепляется ручкой за одежду тети Маши. Та целует ребенка в макушку и вытаскивает из кармана синюю соску-пустышку. Малышка видит свою вещь и тут же сует её в рот, причмокивает. Людмила благодарно кивает.

– Я не знаю вас, но от всего сердца