– Брик, ты сильно рискуешь… с другими.

– Потому-то я резидент, а ты – внедренный агент. – Ее тучное тело затряслось от смеха.

– Что смешного, Брики? – спросил хозяин кофейни.

Вернувшись в канцелярию, Шамун вошел в кабинет Неда Френча с бумажным пакетом; тот рассматривал конверт с пластинкой.

– Ты от них оторвался?

Нед кивнул и передал конверт Шамуну. «Арт Ходс. „Чикаго Блю“». Шамун посмотрел на фотографию невысокого пожилого сухощавого джентльмена, играющего на пианино со снятой передней панелью, так что были видны струны и молоточки.

– Удалось откопать эту штуковину, Нед?

Тот кивнул, по-прежнему молча.

– Это недоступно простому парню из Сэндаски вроде меня, – сказал Шамун, кладя на стол конверт и бумажный пакет. – Если понадоблюсь, я буду у себя.

Нед кивнул в третий раз. Когда Шамун вышел, закрыв за собой дверь, Нед извлек из-под стола правую руку с большим желтым конвертом, в котором была доставлена пластинка. Именно та, которую он безуспешно искал почти всю свою сознательную жизнь. Кроме конверта, в его руке была маленькая белая визитная карточка с аккуратно выгравированной фамилией и короткой запиской, набросанной синими чернилами:

«Приятного прослушивания».

Френч перевернул карточку. На обороте были только небольшие вмятины – свидетельство того, что ее отпечатали с дорогой гравированной пластины, а не на более дешевом термографе.

Выгравированная надпись гласила:

«Глеб Пономаренко. Корреспондент. Информационное агентство ТАСС».

Каждый прохожий, увидев «роллс-ройс», медленно движущийся по узким, забитым транспортом улицам города, с белокожим шофером за рулем и шикарным левантинцем на заднем сиденье, подумал бы, что машина арендована часа на два. Но поскольку там сидел Хаккад, они бы ошиблись.

Панъевразийский кредитный трест мог себе это позволить. Двадцать лет назад, когда Хаккад был молодым удачливым офтальмологом в Бейруте, он основал трест, поняв, что есть возможность способствовать завоеванию мира исламом. Компания начала с обмена валюты: комиссионные были низкими. Правда, иногда брали и большие комиссионные с тех клиентов, которые нуждались в полной секретности. Активные кредитные операции треста сделали его, по-видимому, одним из самых сильных банков в арабском мире и одним из немногих, сумевших заработать на внезапных скачках и падениях цен на нефтяном рынке.

Сегодня днем доктора везли на восток, в каменные джунгли города, на квадратную милю не сдерживаемого законом воровства, – туда, где он чувствовал себя так же вольготно, как пиранья в Амазонке.

Человек, к которому он направлялся, предложил избавиться от рискованного предприятия, а при этом еще и получить прибыль. Этот человек контролировал новые сокровища в нескольких ближневосточных странах: не коричнево-зеленые фонтаны, а колоссальные запасы воды. Во многих регионах исламского мира резкий спад цен на нефть обратил множество людей в бедняков. Это неожиданно повысило спрос на сельское хозяйство: когда нефть не дает денег на хлеб насущный, приходится самим выращивать его.

Для этого нужна вода Элиаса Латифа.

Лицо Латифа, невысокого, невероятно худого человека, казалось вырезанным из кости. Высокие скулы были острыми, как ножи. Когда он улыбался, сухие губы растягивались так широко, что обнажали зубы до самых десен – длинные, крепкие лошадиные зубы. Глаза выглядывали словно из самого черепа, окруженные сухой, как бумага, сморщенной кожей.

Хаккада поразил сморщенный вид человека, контролирующего гигантские запасы животворной воды. Недаром поговаривали, что сам Аллах спрашивал разрешения Латифа перед тем, как пролить дождь.

– Пожалуйста, – сказал человек-скелет, показывая на графин и два стакана. – Это всего лишь, э… лондонская вода, но ее трижды отфильтровали, чтобы, хм, удалить глину.

Они рассмеялись; Латиф, поставив в сторону стакан, сразу перешел к делу.

– Мне придется говорить о фондах, – объяснил он. – Нет нужды рассказывать вам об… э… особых налогах, которыми облагают верующих бизнесменов, налогах, э… особого свойства и предназначенных для особых целей.

Хаккад кивнул. В зависимости от того, в какой стране занимались бизнесом, частные вклады в наличных следовало вносить в «чрезвычайные» фонды каждого правительства. Никакой отчетности никто не вел. Как и все остальные, Хаккад относился к этому, как к обычному налогу на бизнес и не рассуждал, оседают ли деньги в карманах политиков или идут на финансирование террористических группировок.

Офтальмолог протянул руки с наманикюренными ногтями ладонями вверх, словно выпуская какую-то огромную морскую птицу.

– Не все еще потеряно, мой друг. Панъевразийский трест имеет кое-какие особые запасы. Я не говорю о наличных, речь идет о тайных запасах, – Хаккад аккуратно сложил губы, – человеческих ресурсов.

Прикрытые ве́ками глаза торговца водой как будто расширились и слегка вылезли из орбит, как глаза улитки, сидящей на гибком стебельке.

– Возможно ли, чтобы здесь, в Англии, или в наших родных краях, где безработица столь высока, запасы человеческих ресурсов рассматривались иначе, нежели, э… нежелательный пассив?

– Я не говорю о британских рабочих, которые из поколения в поколение занимались откровенным саботажем. – Хаккад снова сделал движение руками, но на этот раз уже не выпуская, а словно принимая назад в свои объятия птицу счастья. – Нет, я говорю об энергичных молодых парнях нашей веры, находящихся здесь, в Англии, и готовых к серьезным делам.

– Скажем, таких, что от них можно получить, э… деньги? – Доктор широко улыбнулся. Наживка на крючке задергалась. Уже давно он искал способ избежать больших затрат на группу Хефте. Собственное правительство Хаккада вынудило его финансировать группу в Лондоне, и он воспринял это, как еще один побор. Но поддержка террористов, к сожалению, попадала только в графу дебета в его бухгалтерских книгах.

Он мог бы «продать» Хефте Латифу, если бы тот обещал ему миллионные поступления в качестве выкупа за заложников. Вся эта операция будет занесена в книги Панъевразийского треста как краткосрочная, легко возвращаемая ссуда – даже с гигантским наваром, если, конечно, у Хефте все пройдет успешно. Как букмекер, раскладывающий большие ставки по другим букмекерам, чтобы разделить с ними риск, Хаккад обеспечивал страхование своих финансов, если в это дело входил Латиф. Детали могут обеспокоить Латифа. Но он сильно заинтересован, значит, и лекарство должно быть сильным. Это, напомнил себе Хаккад, – плата за ведение бизнеса во все более опасном мире.

* * *

Всегда просто найти Глеба Пономаренко, блестящего лондонского корреспондента ТАСС, не сделавшего за долгие годы ни одного сообщения, думал Нед.

Где бы он ни ел, русский всегда находился в одном из двух баров в Найтсбридже между пятью тридцатью и семью часами вечера. Это, как и большая часть оперативной работы Пономаренко, было элементарно. Те, кто хотел встретить его «случайно», знали, как это сделать.