Думу с привлечением к участию в ней более широких слоев населения.

Как только был опубликован манифест, Московский стачечный комитет послал одобрительную телеграмму С. Ю. Витте и обратился с воззванием к рабочим возобновить работу 19 октября. Центральное бюро Всероссийского железнодорожного Союза разослало по всем дорогам депеши о немедленном прекращении забастовок. Петербургский Совет рабочих депутатов постановил прекратить 21 октября всеобщую политическую забастовку. 22 октября Московская городская партийная конференция РСДРП приняла решение прекратить забастовку на московских предприятиях.

В октябре-декабре 1905 года были впервые созданы Советы рабочих депутатов в Москве, Киеве, Одессе, Ростове-на-Дону, Николаеве, Баку и других городах.

Одновременно с Советами стали формировать различные политические партии, но вместо политической стабилизации наступило время хаоса, разлагающего умы и развращающего нравы. Правительство и оппозиция засылали друг другу шпионов и провокаторов, процветал терроризм.

12 августа 1906 года было совершено покушение на Петра Аркадьевича Столыпина[94], от взрыва погибло 30 человек – совершенно невинных людей.

15 августа 1906 года Александр Вениаминович, находясь на лечении в Германии, писал дочери Ольге из Киссингена:

«…Знакомых у меня здесь довольно много. Несколько членов Государственной Думы. На всех покушение на Столыпина произвело удручающее впечатление, мрак и ужас впереди, картина печальная…»

Взрыв был такой силы, что в недалеко расположенных цехах завода «Товарищества Бранобель» (Петербургское отделение) выбило ударной волной почти все стекла. Сам Петр Аркадьевич от взрыва не пострадал, и в своей поистине пророческой речи на заседании Государственной Думы 10 мая 1907 года дал террористам достойный ответ: «… Не запугаете! Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!»

Революция 1905 года и последующие политические события произвели на А. Бари очень тягостное впечатление. В минуты отчаяния он говорил жене: «Давай уедем, лучше быть кондуктором трамвая в Швейцарии, чем миллионером в России». У него опускались руки, проявлялись первые признаки болезни.

В этот период заботы о работоспособности фирмы принимал на себя В. Г. Шухов.

Время шло, жизнь продолжалась. Возобновившаяся работа увлекала А. В. Бари. 30 мая 1908 года А. В. Бари сообщал Ольге в Ригу:

«Более спокойное положение дел в России повлияло на меня, и я чувствую себя более спокойным и работоспособным».

Однако через месяц ей же Александр Вениаминович пишет:

«Пишу тебе из Москвы, куда вернулся раньше, чем полагал. У меня стоит завод уже 10 дней. Забастовка по очень глупой причине. Хотя меня и не вызывали, но, чувствуя тяжелое положение, в котором оказались сотрудники и Виктор (сын – прим. авт.), я приехал… Дело налаживается, и я надеюсь, что с 1 июля завод опять пойдет полным ходом».

У А. Бари были свои соображения, как строить взаимоотношения с рабочими и служащими. Александр Вениаминович во время забастовочных волнений всегда сам являлся к рабочим и решал все вопросы на месте:

– Давайте ваши требования, – обращался он к рабочим.

– Требования вот, но у нас вроде бы все есть.

– Так…, значит, чего-то еще нет.

– Да, вот… при заводе бы родильный дом.

– Ну так что же, давайте построим и родильный дом, люблю строить.

– Шапки вверх, качать хозяина.

Так закончилась единственная забастовка на Котельном заводе А. В, Бари.

Эти воспоминания сохранили дочери А. В. Бари Евгения Александровна Нерсесова и Лидия Александровна Воскресенская.

В семейных архивах потомков сохранилось немало свидетельств о его помощи простым людям в обычных житейских ситуациях. Для примера приведем несколько эпизодов.

Как пишет в своих воспоминаниях Евгения Александровна, «множество людей приходило к отцу за помощью, писали, просили помочь. Он никому не отказывал. Среди артельщиков в конторе был В. Н. Королев. Отец посылал его разносить помощь по письменным просьбам. Помню, как отец говорил ему: «Ты, Василий Никитич, не носи только деньги, это как-то холодновато. Если к мужчине идешь, захвати хоть папирос; если к женщине, – то хоть конфет».

В тех же воспоминаниях: «Помню, поступила я на фельдшерские курсы. Мне хотелось помочь людям в качестве медсестры. Курсы были на Мещанской, Письмоводительница записывала адреса и фамилии. Дошла очередь до меня, – «Бари». Женщина заволновалась и попросила задержаться после записи. Я осталась. Она спросила: «Не родственница ли я Александру Вениаминовичу?» Я ответила, что я его дочь. Письмоводительница заплакала и сквозь слезы просила выслушать ее: «Я зарабатываю очень мало, у моей сестры умер муж, осталось пятеро детей, нужда, помочь некому, задолжали. Сестра узнала, что в Москве есть такой А. Бари, который помогает совсем незнакомым людям. Она пошла по адресу, долго не решалась зайти, просить было стыдно. Наконец решилась позвонить. Вышел красивый мужчина и пригласил пройти в кабинет. Предложил чаю: «Вам с сахаром, с лимоном?» Сестра рассказала о своем горе. Александр Вениаминович внимательно выслушал и, ни слова не говоря, выдал ей 500 рублей. Она была так поражена, что не решалась брать, боялась, что не сможет вернуть долгое время. Он успокоил ее, чтобы не волновалась с возвратом.

Часть долга сестра принесла через полгода. Но Александр Вениаминович ничего не взял, дал еще денег на осиротевших детей и позже стал помогать.

И вот эта письмоводительница попросила фотографию отца, все повторяя: «Жить легче, когда знаешь, что есть еще такие люди».

Я попросила у отца фотографию. Он нашел, дал ее мне и сказал: «Только не говори ей, что я ее не помню. Их так много приходит, что я не могу запомнить отдельных лиц».

История о помощи незнакомой семье, попавшей в беду, имела и продолжение – уже в наши дни.

В марте 1997 года в семью Анны Александровны Самойловой, внучки А. Бари, пришел пожилой человек. Он разыскал ее московский адрес через Мосгорсправку, рассказал о благополучной судьбе своей семьи – той самой – и со слезами благодарил за давнюю помощь, оказанную Александром Вениаминовичем. А на прощание подарил Анне Александровне свою фотографию.

И еще из воспоминаний:

«…Отцу было все равно, что Л. Н. Толстой, что последний нищий, с которым он мог закурить и всегда, бывало, помогал. Я много слышала об отце и в Симонове. Помню рассказ одного из рабочих, тогда он был еще молодым человеком. Выдали ему лист железа и он стал делать разметку под заготовку. Пока размечал, обводил контур заготовки, подошел Александр Вениаминович, внимательно посмотрел и ушел, потом вернулся.

Рабочий уже вырезал заготовку и, к своему ужасу, обнаружил, что разметку сделал с ошибкой и испортил заготовку. Он обратился к отцу: «Хозяин, ведь