– Но на практике, в боевых условиях, покойникам совсем не обязательно было копировать человеческую походку. Точнее, в этом не было, как выражался Ковалев, тактической необходимости. Погибший в бою солдат, оснащенный АКСОНом, должен был просто нанести максимальный вред противнику, а значит, кидаться на все, что движется. Простая задача, как вы уже понимаете. Но мы ее сами себе усложнили, создав для программы зомби поведенческую матрицу хищника. Скопировали движения тигра, льва, медведя, пумы.

– Зачем столько вариантов?

– В этом был смысл. Дело в том, что люди все разные. У одних больше развиты мышцы плечевого пояса, у других ноги. Кто-то больше весит, кто-то меньше. Поэтому матрицы различных хищных зверей рекомендовались к установке бойцам с различными конституционными типами. К примеру, вам бы я дал подпрограмму «медведь». У вас широкая кость, заметная физическая сила. Для астеника больше подошла бы кошачья подпрограмма, к примеру, пума или тигр. В условиях боя это оказывает на противника еще и психологический, деморализующий эффект. Представляете себе картинку? Противник упал, и вы полагаете его мертвым, но через пять минут он вскакивает и рвет вас руками и зубами.

– Черт возьми! – не сдержался Пичугин. – Мне не надо это представлять! Я это видел. Получается, что у Наташи установлен АКСОН? Но она же не труп, как вы выразились!

– Нет, конечно. Она оживает. Но какое-то время была трупом, и все это время у нее действовала подпрограмма с матрицей «пума».

«Вот почему она мне дикую кошку напомнила!» – понял Пичугин.

– Изделие пошло в серию? – решил выяснить он.

– Нет. Нам удалось к восемьдесят девятому году создать пробную партию изделий. И даже провести испытания в Афганистане, которые прошли более чем успешно. Мы ликовали. Все же, при всей технической простоте исполнения, это был прорыв. Не только программная симуляция простейших рефлексов на допотопной, в общем-то, аппаратной базе, но соединение этой эмуляции рефлексов с исполнительным механизмом, с телом. Иван Зверев, тайком от всех, установил один из прототипов своему сыну, Михаилу Звереву.

– Устройство вживлялось хирургическим путем? – уточнил Пичугин.

– Нет, в этом не было необходимости. Прототип имел дизайн большой таблетки. Проглатываешь ее, она попадает в желудок, там запускается программа. После этого устройство самостоятельно закрепляется на стенке желудка, интегрируется с нервными волокнами. После успеха мы начали готовить первую серию АКСОНов, две тысячи штук. Параллельно Иван Зверев доводил программу, и шла работа над более мощным процессором. Грубо говоря, мы работали сверх заказа, понимаете? Сверх спущенного сверху плана. Но в этом был смысл. Над страной уже вовсю восходила звезда надвигающегося капитализма, наш институт едва сводил концы с концами, денег не выделялось ни на что, а хоздоговор по программе АКСОН закончился. Мы решили подхватить веяния новых ветров и создать конверсионную разработку. Тогда это было модно. Ведь АКСОН имел огромный медицинский потенциал, из него можно было сделать гибрид автоматической диагностической машины и персонального лекаря, который, воздействуя непосредственно на нервные центры, вызывал бы рефлекторный лечебный ответ того или иного органа. Но это Ковалеву было совсем не нужно. Тут-то и начались неприятности. Точнее, началось все с трагедии. Ивана Зверева нашли мертвым в подъезде дома, где он жил. Официальная причина смерти – инфаркт. А ему не было пятидесяти. Его сын, Михаил, как раз проходил военную службу, десантником. Жена от нервного потрясения чуть следом не отправилась. Но в любом случае без Ивана работать было уже немыслимо. По крайней мере, я не представлял тогда, как это возможно. Подумав, я официально закрыл проект ввиду невозможности его развития, передал все материалы и партию образцов Ковалеву. Но ему этого оказалось мало. Он велел скопировать все исходные коды, снял все жесткие накопители с компьютеров и собственноручно просверлил их дрелью. Представляете?

– Да уж… – Пичугина в действиях Ковалева ничего не удивило, он никогда не отличался деликатностью.

– Мы были уверены, что Ковалев ничего не знал о наших конверсионных разработках. Оказалось, что он все знал. Надо было изначально это понимать, и надо было понимать финансовый потенциал проекта. Мы его представляли слабо, мы не торговцы. А вот Ковалев, похоже, сразу включил в голове счетчик купюр. Почти сразу из НИИ уволился Алексеев. Потом я узнал, что он был информатором Ковалева. Генерал вообще любил вербовать людей в самых разных областях, как я понял. Меня он пощадил, а остальные участники проекта об изделии ничего не знали. Думаю, генерал сохранил мне жизнь на всякий случай, если вдруг понадобится что-то доработать.

– Думаете, он убил Ивана Зверева? – с сомнением спросил Пичугин.

На его взгляд, Лемех строил свою теорию скорее на домыслах и ненависти к Ковалеву, на принципе «а кто же еще, если не он». Пичугин же от таких безапелляционных и бездоказательных суждений старался воздерживаться.

– Думаю, ответ на этот вопрос вы сами скоро получите.

– Из вашего рассказа?

– Нет, конечно. Из вашего личного опыта.

– Чем же все закончилось?

– Как-то раз Ковалев сообщил мне, что все документы и материалы, находящиеся в его распоряжении, пытались выкрасть. И обстановка, дескать, сложилась такая, что все, включая образцы, пришлось уничтожить вместе с похитителем. Признаться, у меня тогда начали возникать сомнения, так как это звучало не очень достоверно. Так или иначе, Ковалев не хотел подставляться, ему легче было свалить вину на меня. Он доложил о полном провале проекта, что наша группа не справилась с задачей и никаких прототипов не было создано. Естественно, это ударило по моей репутации, но я ничем не мог доказать обратного, так как все материалы передал куратору. Ковалев же ни на какие мои просьбы не реагировал…

«Понятно, почему старик его ненавидит, – подумал Пичугин. – Но ведь, возможно, и у Ковалева действительно ничего не осталось, чтобы предъявить начальству».

– Лабораторию нашу расформировали, – продолжал говорить Лемех. – Меня отправили на пенсию без всяких почестей. Я ушел на преподавательскую работу, и жили мы небогато. И вдруг однажды мне звонит Ковалев и задает странный вопрос, дескать, кому я дал АКСОН? Представляете? Я был в шоке, начал расспрашивать Ковалева, откуда стало известно о действующем АКСОНе. Он и рассказал, что ночью в морг поступил труп молодого человека, а через три часа этот молодой человек встает и уходит. Очевидцы сообщили, как в драке убиенный вел себя подобно животному, искалечив несколько человек. Он умер от ножевого ранения, а потом ожил! Сами понимаете, таких экспериментов мы не проводили. Никто не предполагал, что АКСОН может воскресить. Это оказалось, что называется, побочным эффектом. Понимаете? Ошибки не было, смерть Миши была официально констатирована. Мозг должен был умереть, и я полагаю, так и было. Но автомату без разницы, в него заложена программа – регенерировать, управлять сердцем, органами. Он и работал.

– Так вот в чем дело! Побочный эффект?