Храмовый колокол не прекращал звонить, бросая в ночь тревожный перезвон.

То, что казарма окажется пустой, не ожидал никто. Пройдя оба этажа, русичи не застали там ни души.

– Да-а! Судя по всему, сейчас это самое спокойное место во всем городе, – спускаясь со второго этажа, сделал вывод Горбыль. Койки, расставленные в четыре ряда у стен, покидались в спешке еще сонными людьми. На полу валялись тряпки, какие-то холсты, вещи солдат, что-то еще путалось в темноте под ногами. – Перемудрили мы, однако. И где теперь искать комита? Людогор!

– Я.

– Строй отряд и зажгите, в конце концов, факелы. Темнотища кругом.

Чадящие в высокий потолок казармы факелы осветили центральный проход. Сашка окинул взглядом бойцов, стоящих в две шеренги, прошелся вдоль строя. Лица ребят подняли настроение, перед ним стояли уверенные в себе и в действиях своего командира люди.

– Хочу вам сказать, парни. Наш хорошо выстроенный план пошел по пи…де. Придется его менять. Просто уйти из Корсуня, после того как мы сюда влезли, было бы огромной дуростью. Идти в центр города и дергать слона за яйца – глупость вдвойне. Там сейчас только кадрового состава фемы свыше тысячи бойцов будет, да еще ополчения около трех. Посему, Халява!..

– Здесь, батька! – из строя вышел десятник.

– Проводник с тобой?

– Туточки.

– Ко мне его.

Подталкиваемый в спину Халявой из строя вышел тучный, с окладистой бородой, в длинной рубахе навыпуск, подпоясанной кушаком, с мечом, лямками привязанным к кушаку, мужик.

– Да, шевелись ты, дядьку!

– Тебя Жиздором зовут? – задал Сашка вопрос.

– Да, сотник.

– Мне Людогор доложил, что город ты знаешь хорошо.

– Да.

– Надо вывести отряд к пристаням, туда, где стоят военные корабли византийцев. Но вывести не через центр, а по окраине. Сможешь?

– Да.

– Экий ты немногословный. Короче, прикинь, как пойдем.

Горбыль обратился к бойцам:

– Всем отрядом просочимся по одной из улиц в направлении пристани. В двух кварталах от порта расходимся десятками по параллелям магистралей, зачищаем пространство перед входом в порт. После зачистки опять сходимся к той улице, по которой двигались, и атакуем порт. Командиры, всем понятно?

– Да!

– Жиздор, готов?

– Да. Там перед самым портом купеческие подворья, купцы останавливаются. Там же и склады да амбары с товарами, рядом портовый, морской и рыбачий кварталы.

– Вот и ладушки, веди. Халява, будешь сопровождать купца со своими орлами. Идешь передовым дозором. Все на выход.

Жиздор повел отряд по городской окраине, выбрав нужную улицу, находившуюся в двух кварталах от крепостной стены. Вороп бесшумно передвигался, скользя тенями по брусчатой мостовой между уличных стен, выстроенных выше человеческого роста. Тучному проводнику нелегко дался марш-бросок к пристаням порта. Уставшего, страдающего одышкой, молодые парни тащили его на себе. Всех встреченных по дороге горожан безжалостно убивали. Закон войны суров, дашь слабину, сожрут и не подавятся.

Отряд рассыпался для зачистки перед броском в порт. И надо же было случиться тому, что, сунувшись в один из уличных лабиринтов, десяток, с которым шел Горбыль, нос к носу столкнулся с отрядом морской пехоты византийских кораблей, охранявших район морского порта, и приданной им кентархией городского ополчения. Сразу же завязался бой. Двадцать арбалетных болтов нашли свои жертвы. Вопли и стоны раненых только раззадорили ромеев. Выбив ближайшую калитку, наворопники толпой вперлись во двор, огороженный прямоугольником каменного забора, с двухэтажным домом, выстроенным из плоской плинфы. Ветви смоковниц и орехов зеленью листвы укрыли его черепичную крышу. Пробежав по ухоженным дорожкам, бойцы двинулись мимо хозяйственных построек, клумб, цветника, под аркой, оплетенной виноградной лозой, спешили к глухой стене, перебравшись через которую, можно было оказаться на соседней улице. Сашка задержался у раскуроченного входного проема, крикнул пытавшимся остаться с ним бойцам:

– Догоню!

Какие-то уроды вынесли на балконную лоджию факелы, зажгли светильники, осветив темноту ночи, да и сама ночь превратила пространство вокруг в предрассветные сумерки, не оставив черноты полночного покрывала. Сама луна поблекла, сдвинулась с привычного места.

Горбыль почувствовал приход боевого транса, восприятие действительности перешло на другой уровень, движения ускорились, само тело раскрепостилось для боя. Сунувшихся во двор гоплитов Сашка рассеял ударами клинка, с неимоверной скоростью крутился на месте, менял положение ног, уходил из-под ударов, почти растворялся перед глазами противника, чтобы снова материализоваться в пяти шагах от того места, где был секунду назад. Граждане южного города впервые столкнулись с подобием северного берсерка. Все происходящее перед ними напоминало колдовство, но в самом плохом смысле для атакующих. Там, где прошел Горбыль, оказалась проложена улочка из мертвых тел. Но скутатов было так много, что, образовав строй и закрывшись забором щитов, они оттеснили Сашку в глубину двора. Усвоив урок, стали метать в него издалека копья и дротики. В круге Сашкиного щита, подобранного с тела мертвого ромея, застряло так много копий, что он перестал быть подъемным, даже несмотря на звериную силу его владельца, стеснял движения.

Горбыль отбросил щит в сторону и снова ринулся вперед, сократив дистанцию, наносил удары и уколы в незащищенные доспехами места. В свалке умудрялся подмечать все, помогал дар перехода. Начальствующий над византийцами, глядя со стороны на происходящее, осознал истину, без щита варвар долго не протянет.

Периферийным зрением увидав, что его последний боец покинул двор-ловушку, Сашка маневрируя, отступил к тупику глухой стены высокого забора. Шаг за шагом, при этом нанося потери врагу, распаленный дракой, вспотевший так, что вдоль хребта заскользил ручей влаги, отступал. Уклонялся от пролетевших у самой головы копий, чуть не подставившись под клинок горожанина на левом фланге. Переступил через тело одного из своих в пятнистой одежде, во втором узнал проводника Жиздора, стрела попала тому в основание черепа.

Византийцы расступились, освободив место для морских пехотинцев, загородились щитами в плотном строю, и Сашка понял, что его хотят просто подставить под расстрел у стенки, но расстреливать будут бросками пик и дротиков.

В последний момент, на войне его называют момент истины, со среза стены, по гоплитам, примерявшимся для броска, тренькнул ливень болтов. Это один десяток русичей, встав за стеной на плечи своим товарищам из другого десятка, дал одиночный залп. Все что смогли.

– А-а-а! Хр-р! Госп…! – стоны, задержка, секундный шок.

Сашка не прозевал, воспользовался заминкой. Ударом ноги выбил у ближайшего горожанина, стоящего у самой стены, миндалевидный щит, клинком отвел его меч в сторону, кулаком левой руки приложился в незащищенный кольчугой живот и, когда тот согнулся, пытаясь стоя принять позу эмбриона, прыжком взлетел ему на опустившиеся плечи, оттолкнувшись от них, запрыгнул на забор.