— Валентин, — узнал меня Сашка и чему-то улыбнулся.

Жалкая, но при этом не злая получилась у него улыбка.

— Удивлен? — спросил я.

— Не знаю, — только и произнес Саша.

Вот мы и снова друг против друга. И кто мы? Боевые машины, механизмы для убийств? Сашка против меня, я против него, Пловец против нас, спецы Сократа Ивановича против всех нас вместе взятых. Конечно, все это ненадолго. Спецы быстренько сделают свою работу, и все…

Все забудется. Никто никогда не узнает, из-за чего мы здесь друг дружку постреляли.

— Зачем? — спросил Сашка, когда я остановил кровь и перевязал его плечо и грудь.

— Не зачем, а почему? — ответил я.

— Ну и…

— Идти можешь? Держись за меня, и двинулись!

Ответить «почему», я не мог. Тот же Комбриг мечтал возвыситься над всеми, а теперь в покойниках. И Феликс тоже. Уравнялись ребята со своими же «солдатами», пушечным мясом. Эдакий паритет для покойников получился. А мне, что ни говори, такие ребята, как Сашка, живыми дороги. Долг у меня перед тем же Пловцом, я ведь ему тоже дорог был.

* * *

Тащить на себе двоих раненых было делом нелегким, но ничего другого мне не оставалось. В боевых условиях и не такое случалось. Сашка, как мог, перебирал ногами, держась при этом за меня, Алексееву было заметно хуже. Мы преодолели всего десяток метров, и тут на нас вышли сразу пятеро бойцов спецназа ФСБ. По счастью, один из них также был в кабинете Сократа Ивановича и знал меня в лицо.

Через пару минут я уже сидел в штабном автобусе Сократа Ивановича и пил крепкий горячий кофе из термоса.

— Этот парень, которого я вытащил… Лемберг Саша, орденоносец.

— Под капельницей твой Саша, — пояснил Сократ Иванович.

— А Алексеев? — задал я второй вопрос.

— В реанимобиле, — последовал следующий ответ.

Более ничего спрашивать я не стал, шумно отхлебнул кофе. Сократ Иванович молча протянул мне фляжку с коньяком. Я чуть замешкался, думал, или в кофе коньяк добавить, или так, из горлышка. Между тем за окном появились бойцы, одетые в защитную одежду. В руках они несли длинные плоские коробки и направлялись к главному зданию «объекта 14». Это были минеры-взрывотехники. Через какое-то недолгое время «объект 14» окончательно прекратит свое существование. Моя работа также окончена. Охраняемое лицо спасено — задание Родины выполнено.

Не говоря ни слова, я через горлышко опрокинул в себя почти все содержимое коньячной фляжки.

— Главное — не торопить, не подгонять природу-матушку, — произнес Сократ Иванович.

— И тем более не обгонять! — по возможности оптимистичным тоном поддержал его я.

Мы сидели на природе близ водоема. Молчаливый помощник Сократа Ивановича жарил шашлыки по-карски — с помидорами, луком и баклажанами на шомполе. Рядом со мной по левую руку сидели полковник Стражников и Герман, по правую руку — Жуков и Ирма. Все о чем-то говорили, а я молчал, почти ни слова не произнес за этот вечер, только вот сейчас поддержал Сократа Ивановича. Все забылось, улеглось. Комбрига признали жертвой несчастного случая, никакого расследования проводить не стали. Все свалили на бандюгу-беспредельщика Феликса, который якобы пытался со своими сообщниками захватить стратегический объект, но был убит. Из высших эшелонов власти «по-хорошему» уволилось несколько персонажей, бывших друзей и покровителей Комбрига. Жуков получил приглашение поработать с детьми, имеющими отставание в развитии. Им «опорный точечный сигнал» повредить не мог, скорее, наоборот. В любом случае, за Жуковым приглядывали люди Сократа Ивановича.

— В чем была основная ошибка Комбрига? — спросил Сократ Иванович.

— В том, что своих преданных суперсолдат, суперинтеллектуалов и суперразведчиков он хотел сделать из честных, порядочных людей, — позволил себе усмешку Даниил Алексеевич. — В этом и оказалась его главная ошибка. Честные, сильные, талантливые люди не позволят собой манипулировать, тем более таким как Комбриг. Это и показал его эксперимент.

— Хорошо, коли так, — вставил свое слово обычно молчаливый Герман.

Мне после слов Стражникова стало в который раз не по себе. Выходит, все-таки был эксперимент. Просто он вышел из-под власти Комбрига, и его возглавили какие-то другие силы. Может, силы природы, может… Впрочем, чего об этом думать? Я проявил себя как честный, талантливый человек, напротив меня сидит Ирма Уткина, объект подростковых грез, умница, красавица. И между прочим, отлично себя проявившая в последних событиях…

А мне вот все равно не по себе. Нету Степаныча, Кирилла, Олега. Я, честный и талантливый, жив-невредим, сижу, коньяк пью, о всяких научных и нравстенных проблемах умные беседы слушаю. А их нет.

Шашлык еще не был подан, а я налил себе уже третью рюмку коньяка.

— Что дальше, Сократ Иванович? — спросил я, осушив ее. — Тупик получается?

— Ну почему тупик? — переспросил тот.

— Потому что тупик! Тормозим прогресс, останавливаемся в развитии!

— В самом деле, Комбриг-то Петр Петрович мощный рывок собирался сделать. В развитии всего человечества.

— А может, взглянуть на ситуацию с другой стороны?

— С какой?

— С простой… Ну не получится супермыслителей, супердеятелей. А может, нам просто не хватает обыкновенных, но при этом добрых и порядочных людей?

Я молча пожал плечами. Не хватает, само собой, не хватает.

— А их с помощью схем и методик не вырастишь, — подвел итог Сократ Иванович. — Тут что-то такое должно быть… Оттуда, наверное? — он кивнул в вечернее небо, уже светящееся первыми звездами.

— И еще отсюда, — Ирма изящным артистичным движением приложила ладонь к своей груди, к сердцу.

— Согласен с вами, друзья, — улыбнулся Жуков. — Но давайте больше не слова об этих проблемах.

— Все-все-все! — отняв ладонь от сердца, быстро произнесла Ирма. — Вот только у меня есть последнее предложение. Для всех и каждого!

— Слушаем вас, Ирма Евгеньевна, — отозвался я.

— По-моему, надо просто так. Каждый человек должен встать утром и сделать какое-нибудь доброе дело. Маленькое, незаметное, будничное. Но доброе и нужное. Например, первоклассника через улицу перевести, беременной женщине место в транспорте уступить. Сколько таких дел за день можно сделать?

Ирма права, как младенец, устами которого глаголет истина. Встать утром, сделать доброе дело. Маленькое, но доброе… Что, казалось бы, может быть проще? Тем не менее не так часто я вижу, чтобы беременным места уступали, детишек через улицу переводили. Да просто обращались друг к другу уважительно, без матерных фраз через каждое слово. Маленькое доброе дело. Совсем небольшое, но доброе, нужное. И ведь это тоже никакими методиками людям не привьешь!