Наверное, его очень обижали в детстве, дразнили, били, издевались над короткими кривыми ногами, несуразно длинными руками, делавшими его похожим на шимпанзе. Над кувшинообразной головой с огромными ушами, над низким лбом, над крохотными, почти потерявшимися в тяжелых веках глазками, над приплюснутым, похожим на раздавленный гриб-дождевик, носом, над вечными соплями под этим носом, над скапливающейся в углах широкого толстогубого рта слюной...

Мальчишки били, девчонки брезгливо морщились, дружить никто не хотел. К тому же столь специфическая внешность предполагает и серьезные умственные отклонения, что усугубляло изоляцию несчастного.

Возможно, если бы на его пути встретился свой Клод Фролло, то современный Квазимодо вырос бы таким же добрым и преданным, как горбун из Нотр-Дама.

Но, судя по полыхающей в крохотных глазах злобе и навсегда отпечатавшейся на лице жестокости, никто судьбой маленького уродца не озаботился. И он вырос в большого урода, причем больше морального, чем физического.

Выковырявшись из машины, помощник торопливо приблизился к своему хозяину и с довольно звучным хрустом плюхнулся на колени:

– Прости меня, Великий, за опоздание! Машина опять заглохла, будь она неладна!

– Меня не интересуют твои проблемы, Афанасий, – холодно прогудел Гизмо (именно прогудел, звук искажала маска). – Ты и так последнее время заставляешь меня усомниться в правильности выбора. Служить богу дозволено лишь избранным, это великая честь...

– Да, Великий, я знаю! – взвыл Афанасий, уткнувшись лбом в землю. – Я всегда служил вам верой и правдой, я за вас умереть готов!

– Это мне решать, кому жить, а кому пора сдохнуть! – прошипел Кульчицкий. – И до сих пор ты жил, и жил неплохо. Тебе ведь нравились выбранные мной в качестве жертв девушки?

– О-о-о! – похотливо застонал урод, странно заерзав откляченным задом.

– Я ведь разрешал делать с ними все, что угодно, после того как они надоедали мне, верно?

– Да-а-а! – Огромные клешнястые ладони с черными обломанными ногтями заскребли землю, а у меня вдоль спины прокатилась волна холодного омерзения.

Господи, бедные девчонки, что же им пришлось пережить!

– Так почему же ты, жалкий раб, перестал выполнять свою работу хорошо? Почему тело очередной сдохшей девки оказалось в озере?!

– Я уже говорил – не знаю! Я закопал ее в лесу, далеко от озера и вашей пещеры!

– А кто-то тебя увидел, выкопал и перенес тело в озеро! Кто-то посмел вмешаться в дела бога! И он до сих пор не наказан!

– Я найду его, Великий, я же обещал!

– Тебе больше нет доверия, Афанасий! За последние дни ты умудрился прошлепать обеих оставшихся у меня жертв! Мой гнев растет, а ты знаешь, что это может значить для тебя!

– Виноват! Но так получилось, Великий! Я же говорил вам – колдовство! Вы, именно вы и в первый, и во второй раз позвали меня за собой! Я видел вас, вы стояли в лесу и манили меня! Не голосом, нет, я слышал приказ у себя в голове, а так могут общаться только боги!

– Хватит! Я уже слышал этот бред! И запретил тебе пить в мое отсутствие грибную настойку!

– Я не пил! Христом-богом клянусь, не пил!

– Кем-кем ты клянешься?! У тебя есть иной бог, кроме меня?

– Н-нет, это к слову пришлось, по привычке!

– Ладно, у меня нет времени на бесполезные разговоры с тобой, надо заняться вот этой девкой. – Я быстренько захлопнула веки, ожидая пинка когтистой лапы.

Обошлось. Хотя радоваться было нечему, ближайшее будущее выглядело гнусно, материализовавшись в образе Афанасия.

– Новая жертва?

– Нет, слишком любопытная крыса. Именно она нашла тело в озере и первую сбежавшую от тебя девку, а ее родители сегодня утром приволокли домой вторую. Но с ними разберутся, я послал более преданных помощников, чем ты. Они не прохлопают ни саму девку, ни свидетелей.

Что?! Мама с папой нашли еще кого-то? И к ним послали бандитов?! И сейчас, в эту минуту...

Разум жалобно пискнул, сметенный взрывной волной ярости. Эта же волна в долю секунды подняла меня с земли и швырнула на ряженую мразь, возомнившую себя богом.

От неожиданности тот застыл, ненадолго, секунд на пять, но этого времени мне хватило.

Да, приличным барышням не следует так выражаться и визжать, и пинать, и рвать ногтями ненавистную резиновую харю, но конфузливо обмахиваться веером я не буду. Некогда.

Прежде чем кулак душки Гизмо познакомился с моей челюстью, отправив меня в качественный нокаут, я успела-таки сорвать с него маску.

И на периферии угасающего сознания заметить ошарашенную физиономию Афанасия.

Опять гудит. И трясет. И дребезжит. Странный на этот раз попался вертолет, он не только все воздушные ямы ловит, но и все воздушные кочки. А это дребезжание! Он же сейчас развалится на лету!

Варька, хорош тупить. Да, тебе пришлось нелегко в последние сутки, особенно – за самый недавний хвостик этих суток. Всего за каких-то пару часов тебя накачали транквилизатором, а потом врезали по мо... нет, по лицу, морды у тех двух моральных уродов. Да и события весьма способствуют трусливо долгой и глубокой потере сознания, в надежде – вдруг само рассосется?

Вот разум, похоже, и решил выбрать этот вариант развития событий, отказываясь адекватно реагировать на происходящее. Иного объяснения собственному кретинизму я не нахожу – принять воняющий бензином «козлик» за вертолет!

Единственное сходство с недавним перелетом – я опять лежала на полу. Но на этот раз мои руки и ноги оказались туго стянуты старой вонючей веревкой, настолько вонючей, что попытка перегрызть ее даже не была допущена к кастингу возможных вариантов побега.

Продолжать игру в мешок с ветошью больше не имело смысла – ничего нового я не узнаю. Поэтому можно осмотреться.

Ага, можно. Только не очень получается – левый глаз не открывался. Да и вся левая часть лица, судя по ощущениям, увеличилась вдвое, превратившись в набитую болью подушку.

Но концентрироваться на этой боли нет времени, останусь в живых – похнычу всласть, а пока... Пока задействуем правый глаз.

Задействовала. Ничего неожиданного – грязный багажник автомобиля, принадлежащего редкостному зас... гм, не очень опрятному владельцу. Ржавые гнутые канистры, от которых и воняло бензином, лопата с засохшими комьями грязи, какие-то тряпки, пустые бутылки, скомканный брезент с подозрительными пятнами, очень похожими на следы крови...

И я. И парочка маньяков в салоне.

Хотя... Почему они молчат? Кроме надсадного завывания движка да скрипа рычага передач, ничего слышно не было. Афоня обиделся на розыгрыш и не желает разговаривать с Великим? Возможно, но надеяться на то, что похотливое чучело станет моим союзником, не стоит. Он ведь служил своему хозяину не только за страх, но и за... нет, не за совесть, совести как раз у этой парочки нет и не было никогда. Ради возможности полной власти над красивыми девушками, в обычной жизни морщившимися от отвращения при виде такого урода, Афанасий будет служить и богу, и черту, и кому угодно.