— Иное решение на твоем месте принять было невозможно. Однако бойцам лучше расположиться вот здесь, — указал он на склон горы с тыла, или востока селения. — А подойти туда можно, если уйти от подножия вправо, вот здесь. — Он вновь указал на карту.

— Но там склон, — заметил Скоробогатов.

— Это на карте склон. В реальности там горный проход, выходящий к подножию указанной горы с юга. Дальше тропа на вершине. Звериная тропа. По ней следует пройти до террасы, затем по горному выступу до обозначенного места. Спецы увидят еще одну, большую по размеру, террасу, прикрытую грядой. Идеальное место для ведения визуальной разведки. Впрочем, в Дурме особо смотреть нечего. Там находится группа Саида Ремизи, человек десять, несколько семей курьеров, и единственное, что вызывает интерес, старый, еще со времен войны восьмидесятых годов, потайной схрон со взрывчаткой. Наркоторговцы им не пользуются. Еще есть склад с наркотой. Не знаю, насколько он заполнен сейчас. Оттуда наркоту спускают к Пянджу и переправляют на таджикский берег.

— А как насчет быстрого спуска с террасы в кишлак?

— Нормально. Терраса не нависает над склоном, она больше представляет собой уступ в горе. Склон же довольно пологий, заросший кустарником, открыто спуститься не составит труда.

— И там все просто, как на полигоне.

— Если ты о полигоне учебного центра «Лесной», то там все гораздо сложнее, — рассмеялся афганец. — И склон высоты 103,4, основной высоты, где отрабатывается атака сверху на макет афганского кишлака, круче. Там на ногах не спустишься.

— Ты действительно неплохо знаешь секретный учебный центр.

— Потому что провел там три месяца. Три месяца изнурительных тренировок. Инструкторы выжимали из нас последние силы. И это пошло на пользу.

— Кто был у тебя инструктором?

— Проверяешь?

— Нет, просто хочу понять уровень твоей подготовки.

— Капитан Смирнов, Юрий Павлович, которого твои соотечественники почему-то звали больше Лилипутом. Он совсем не похож на лилипута.

— Потому и звали, ну ладно, вижу, ты хороший спец по данному району.

— Благодарю.

— Это не комплимент.

— Я понимаю!

— Укажи сам маршрут офицеру — командиру подгруппы, уходящей к Дурму.

— Без проблем.

Скоробогатов позвал капитана Самойлова, представил афганца, приказал:

— Выслушай его, Саня, и сделай так, как он скажет. В части, касающейся выхода к кишлаку Дурм.

— Его?

— Именно! У вас пять минут!

Спустя пять минут, попрощавшись с экипажем вертолета и бойцами подразделения охраны, обе подгруппы начали движение.

Проходя мимо машины Муатани, Скоробогатов спросил:

— «Тойоту» бросишь здесь?

— Не бросаю, оставляю, надеюсь, она еще мне пригодится.

В 17.05 подгруппа Скоробогатова, ведомая проводником, благополучно преодолела перевал. Внизу устроили привал, к холмам вышли в 21.30. На ближайшую высоту поднялись Скоробогатов и Муатани, с вершины открывался вид на селение Рахнуд. Афганец начал объяснять:

— На восточной окраине владения Хатини — большой дом, его дом, с ним постоянно помощник-телохранитель Ихаб Булуди, в соседнем слева доме проживает еще один помощник, Галал Джавар, это он организовал переправу эфербона, когда перевернулась лодка, рядом с домом сарай. На самом деле это что-то типа караульного помещения. Хатини охраняют около двадцати человек, половина — местные жители, остальные — приезжие, их подбирал Джавар. Воины так себе, вам не ровня, но вооружены хорошо, правда, службу несут не так, как должны были бы нести. В глубине — сад, там здание, видишь, майор?

— Вижу.

— Это и есть лаборатория. Начальником, одновременно надзирателем, там Малак Ансар, он следит за поляками.

— Где те обитают?

— В пристройке.

— Это та, что слева?

— Да. Они там вдвоем.

— Не вижу постов.

— Хатини, вернее, его помощник-телохранитель Булуди, выставляет посты в 22.00. Караул — семь человек, один у дома Хатини, другой у лаборатории, третий за дувалом, ближе к арыку, к холмам. Посты не стационарные. Службу организовали посменно, смена через два часа, до восьми утра.

— Это шесть человек, кто седьмой?

— Начальник караула.

— Он же разводящий?

— Разводящего как такового нет, караульные сами выходят на смену. Несение службы — патрулирование.

— Хатини действительно слишком самоуверен. Вопрос такой: он может получить помощь в случае нападения?

— Только если местные выйдут. Но это вряд ли.

— А из Файзабада?

— Оттуда может подойти отряд, но не ранее часа и при условии, что Хатини успеет вызвать помощь.

— Кроме него, кто еще может связаться с Файзабадом?

— Никто. У банды две станции, одна — в доме Хатини, другая — у Ремизи, в Дурме. Ну, если только Булуди. Тот находится в доме Асада, и, если во время штурма окажется в большой комнате, сможет воспользоваться станцией. Но я не думаю, что вы предоставите наркоторговцам такую возможность.

— В любом случае следует рассчитывать работу по базе на полчаса, чтобы и задачу выполнить… хотя нет, не получится, надо еще взять главаря, найти склад с наркотой, уничтожить банду, забрав с собой специалистов. Это часа два. Впрочем, поддержку из Файзабада мы в состоянии отсечь на дальних подступах.

— НУРы? — улыбнулся Муатани. — Я видел контейнеры на подвесках «Ми-8».

— Не только. Так, организовываем наблюдение. Разведку на местности проводить не имеет смысла, и так все видно как на ладони. Удивляюсь я Хатини, почему здесь не поставил пост?

— От кого?

— Хотя бы от конкурентов?

— У него нет конкурентов. Наркобизнес строго поделен, и этот район — район влияния Хатини, чужие сюда не сунутся, за это смерть.

— Ты смотри, как в хорошем колхозе, все распределено.

— В наркобизнесе и в Афганистане, майор, иначе нельзя. В противном случае, наркобароны друг друга перебьют.

— И кто следит за порядком в провинции?

— Глава провинции.

— Даже так?

— Ну, если даже в штабе западной коалиции прекрасно осведомлены о наркозаводах, лабораториях, мелких предприятиях по производству дури и не трогают наркодельцов, то что говорить о главе провинции? Он получает свою долю, приличную долю, и все довольны. Особенно американцы, у нас есть информация, что они систематически сообщают в Вашингтон о количестве переправленного наркотика в Таджикистан, Туркмению, Узбекистан, а значит, и в Россию. Это одна из их задач здесь. Поддерживать и расширять наркотрафик в Россию. Ведь героин — то же самое оружие. Но вот об эфербоне не знают даже в Файзабаде. Производство этого препарата — инициатива Хатини. Представляешь, сколько денег ему отправят те же американцы, когда узнают, что собой представляет этот дьявольский препарат? Хатини превратится в шейха и переберется куда-нибудь на Ближний Восток. Слышал, он мечтает жить в Эмиратах.