— Люси, Света проверила по метрическим записям Скайвортской церкви, — вместо меня начал отвечать Тони. — Ребенка Маргарет, судя по всему, взял на воспитание тот, кто ее потом убил. Взял вместо своего умершего. Я — его прямой потомок.

— Что?! — теперь с дивана вскочил уже Питер, а Джонсон уставился на Тони, удивленно моргая. — Выходит, мы с тобой родственники?

— Выходит, — скромно подтвердил Тони. — Но не волнуйся, поскольку наш со Светой предок незаконнорожденный, на твой трон я не претендую.

— Ваш… со Светой? — почему-то шепотом переспросил Питер.

— Наш со Светой. Вы могли бы и сообразить. Если я чувствовал в этом доме что-то странное, но не мог видеть Маргарет из-за родства с ее убийцей, а Света сразу же смогла войти с ней в контакт, это означает только одно…

— Что мисс Светлана тоже прямой потомок леди Маргарет, — припечатал Джонсон. — И в родстве с убийцей не состоит.

— Да. У сына Маргарет было двое своих сыновей. Один из них, мой предок, женился на внучке того самого убийцы. Второй сын, Светин предок, уехал из Скайворта. Вполне вероятно, его потомки попали во Францию, а один из них в XIX веке оказался в России. Света говорила, что у ее бабушки была французская фамилия.

— А Энни? — спросил Питер.

— Мы особо глубоко не копали, — сказала я, — но, надо думать, она — прямой потомок убийцы. Девичья фамилия ее матери — Стоун, как и у Бесси, служанки Маргарет. А сын Бесси работал на кухне.

— Я сейчас рехнусь, — жалобно простонала Люська.

— А ведь это только начало, — злорадно ответила я.

Дальше мы с Тони и Джонсоном, перебивая друг друга, рассказали о Хлое, об украденном у графини Агнес дневнике, о вырванной из альбома странице и о гробах в склепе. О том, что случилось в Лондоне, все уже знали, поэтому мы с Тони сразу перешли к визиту в лавку мистера Яхо и о том странном, что в ней произошло.

— Похоже, это кольцо невозможно уничтожить, — подытожила я. — Мы пробовали, не один раз, но ничего не выходит. Если хотите, можете сами проверить.

На сладкое я прочитала последнюю запись из дневника лорда Колина.

— Ну вот, вроде, и все.

— Не все, — тяжело вздохнув, возразил Питер.

Его рассказ о том, как он решил проверить, насколько правдива эта запись в дневнике, и сам побывал в другом мире, убил Люську окончательно. Когда Питер замолчал, она закрыла лицо руками и сидела так несколько минут. Потом встала, взяла со столика кольцо, повертела в руках.

— Люс, что ты хочешь сделать? — забеспокоился Питер.

Не отвечая, Люська подошла к камину и взяла из стойки тяжелые щипцы. Бросила кольцо на пол, размахнулась и… ударила по ковру рядом с кольцом. Еще раз — снова мимо. И еще раз.

— Ничего не получится, — сказала я.

Посмотрев на меня тяжелым взглядом, Люська бросила щипцы и вышла.

— Возможно, посвятить во все это леди Скайворт было не самой лучшей идеей, — заметил Джонсон.

— Пожалуйста, Тони, отвези это чертово кольцо в Стэмфорд и положи в банк, — попросил Питер. — А дневник я, пожалуй, заберу.

Взяв тетрадь, он пошел к двери, а я наклонилась за кольцом.

— Поедешь со мной? — спросил Тони. — Там поедим, а к чаю вернемся.

Я бы сейчас поехала с чертом лысым в ступе в какие угодно адские угодья, лишь бы не встречаться с Люськой и Питером за ланчем. И вообще в ближайшей перспективе. Абсурдное чувство вины никак не желало уходить.

Сходив к себе за сумкой, я вышла на крыльцо. После ночного дождя было сыро и прохладно, даже не верилось, что еще вчера стояла жара.

— Эс! — позвал Джонсон из холла. — Мне надо тебе кое-что сказать…

Я обернулась, но в этот момент подъехал на машине Тони.

— Ладно, поезжай, — сказал Джонсон. — Потом.

— Ты сердишься? — спросил Тони, когда мы в абсолютном молчании проехали вдовий дом.

— Нет, — покачала головой я. — Просто… Не знаю, Тони. Что-то происходит, и мы ничего не можем с этим поделать.

— Что-то происходит… — повторил Тони.

— У меня сейчас такое чувство, что мне лучше было бы уехать. Прямо сейчас.

— С ума сошла? — возмутился Тони. — Я не хочу, чтобы ты уезжала.

Я не ответила.

Можно подумать, я хочу! Я хочу, чтобы все между нами было, как в самые первые дни. Как в то утро, когда я сидела в деревенском кафе при супермаркете, пила кофе с ликером и радовалась, что впереди еще почти целое лето безграничного счастья.

Я хочу жить с тобой всю оставшуюся жизнь, идиот! И родить от тебя кучу детей. Только тебе, похоже, это совершенно не нужно. А даже если и нужно… Нам все равно не дадут. Кто — или что?

— Не жалеешь, что обо всем рассказала Люси? — спросил Тони, когда мы уже шли по главной улице Стэмфорда к банку. — Питеру-то все равно пришлось бы, а вот ей…

— Не знаю. Может быть…

Мы мало разговаривали. Просто бродили по улицам, держась за руки. Тепло его пальцев — оно словно проникало сквозь кожу в кровь, разливалось по всему моему телу. Эти прикосновения — всей ладонью и кончиками пальцев, долго и коротко, морзянка тире и точек.

Как страшно быть призраком, подумала я. Только мысли и воспоминания, только странное, недоступное нам знание. Не чувствовать запах, а знать его. Не видеть цветок, а знать о нем. Помнит ли Маргарет, как ее разгоряченной кожи нежно касалась рука Мартина? Помнит ли это волшебное ощущение, когда от легчайшего, невесомого прикосновения разбегаются мириады сверкающих искр? О чем я — конечно, помнит! Даже я помнила то, что испытывала она. И как это было похоже на то, что сейчас происходило со мной…

После ланча мы решили не возвращаться в Скайхилл к чаю.

— Пусть там хоть немного уляжется, — сказал Тони. — Конечно, им нелегко все это принять. Особенно Люси. Питер, оказывается, знал довольно много. Но даже словом не обмолвился. Даже не знаю, обидно мне или нет.

Погода тем временем еще больше испортилась, накрапывал мелкий дождь, и мы пошли в кино, на первый попавшийся фильм. Не знаю, следил ли за действием Тони, а я просто сидела, закрыв глаза, и наслаждалась тем, что он рядом, что его пальцы по-прежнему осторожно поглаживают мою ладонь.

Выйдя из кинотеатра, мы пошли в ту сторону, где оставили машину, и вдруг я остановилась — словно споткнулась. Мы уже были на этой улице в самый первый раз, в ее конце находился тот паб, где я так позорно надралась светлым элем. Но этой частью мы тогда не проходили.

Между двумя старинными домами — вряд ли моложе XV века — был узкий проход, даже не переулок. Глухие стены домов почти смыкались, один человек вполне мог пройти между ними, но двое — точно нет. Куда вел этот лаз, можно было только гадать. Во двор, на другую улицу? Я знала, что в средние века в таких проходах устраивали отхожие места, общие на два дома. Две дверцы в стенах друг против друга, несколько досок, висящих над выгребной ямой. Не дай бог оступиться или поскользнуться — верная смерть, причем нелепая и позорная. Ну и вонь же там стояла! А ведь кто-то же эти ямы и проулки чистил!