Необходимо всегда требовать от клиента ответственности, поскольку ему самому придется делать выбор, даже при ошибочности актуальных ситуаций или «негативности» окружающих, вызванной неприятием его витальности. Несчастье, болезнь приходят не потому, что другой сближается с субъектом, а потому, что субъект сам выбирает его как близкого человека.

Внешние ситуации могут быть угнетающими, тяжелыми, но основное – сделать выбор. Речь идет о выборе собственной жизни. Существует много уровней жизни, но высшие уровни требуют очень высокой социальной платы.

Есть люди, предпочитающие болеть, чтобы их больше любили. Многие прикованные к постели паралитики довольствуются такой жизнью, поскольку образ жизни здорового человека предполагает ответственность, работу, созидание. Логика инвалида заключается в том, что ему все чем-либо обязаны. Необходимо всегда стремиться понять, что скрывается за каким-либо дефектом: неправда, что больной действительно хочет выздороветь, потому что за каждой болезнью всегда стоит какой-то интерес в сопротивлении[159].

Весь онтопсихологический анализ направлен на исследование, в первую очередь, этиологического аспекта проблемы. Если этого не сделать, то субъект будет и дальше жить, постоянно ощущая внутреннее беспокойство – ту странную симптоматику, которая обуславливает его попадание в невыгодные ситуации. Чтобы разрешить наболевшую проблему, следует искать ее причину не в сегодняшнем дне, а лучше обратиться к тому, что произошло с субъектом много лет тому назад, предопределив некий пробел, который расширился и превратился в его разуме в дурную привычку. Непосредственно тело поражает не эта дурная привычка или спровоцированная ее следствием болезнь: дурная привычка сначала вмешивается в ментальную сферу, которая затем, согласно абсолютно точной информации, соответствующим образом программирует определенное пространство в организме.

Любое психосоматическое заболевание всегда формализуется точной информатикой церебральных нейронов. Следовательно, чтобы понять и устранить симптом, необходимо снова призвать разум к ответственности за тот факт, который он не признает. Именно разум отвергает это конкретное событие, даже если он его физически воспринял.

То же самое происходит и во внутренней логике злокачественной опухоли. Субъект посредством своего организма как бы интроецирует другого, точно так же, как он поступал, будучи ребенком, чтобы потом нанести ему удар, пробуждая его образ внутри себя. С материальной точки зрения речь идет о нашем органе, следовательно, ни что иное как психика становится судьей внутри собственного соматического пространства. В нашем соматическом пространстве мы убиваем образ другого. В результате, чтобы устранить опухоль, необходимо постоянно прибегать к растворению того образа, по которому мы продолжаем наносить удары в нашем органическом пространстве.

Итак, при проведении анализа не следует сосредотачиваться на феноменологических проявлениях, но необходимо осуществить вмешательство в интенциональность породившей недуг причины. Если говорить о средствах достижения этого, то абсолютное первенство принадлежит разуму.

Неизвестно, как будет реагировать субъект, осознав с помощью психотерапевта этиологию своего заболевания. Необходимо посмотреть, как он любит, свободен ли его разум, потому что человек задумывается: «Это мой сын, моя мать, мой брат. Их нельзя бросить!» Это – очень трудный выбор. Правильным окажется тот путь, которой позволит субъекту в соответствии с его возможностями ощущать себя состоявшимся в этой жизни. В этом – истинная этика, ибо так движется вперед жизнь, записанная в клетках нашего организма.

Для того чтобы понимать и лечить эту форму психологической дистонии, необходимо раскрыть значение связанной энергии. Невроз, шизофрения и психосоматика проявляют некий инстинкт, оставшийся блокированным. И тогда психотерапевт погружается в бессознательное клиента, интерпретируя его сновидения и слушая, как он говорит.

Когда какой-то импульс Ин-се блокируется из-за наличия решетки, он фиксируется, но продолжает жить. Этот «блокированный» импульс не проявляется через реальность «Я», живя, таким образом, вытесненным, но говорит о себе с помощью символов, сновидений, болезни.

Итак, прежде всего, необходимо найти изначальный смысл комплекса: психотерапевт постигает общий смысл происходящего и, выявляя причину блокировки инстинкта, указывает метод лечения.

В момент обнаружения врачом болезни уже имеет место следствие: причины больше нет, поэтому он вынужден основываться на феноменологии. Отталкиваясь от следствий, врач никогда не сможет обнаружить причину.

В качестве примера приведу случай головной боли. В Санкт-Петербурге у меня была переводчица, которая работала со мной с утра до вечера. Заметив ее переутомление и беспокоясь за нее, я на время пригласил другую. Первая переводчица испытала ощущение ненужности и утраты своего личностного значения; это чувство фрустрации нашло выход в головной боли. Сначала она попыталась лечиться с помощью лекарств, а потом пришла ко мне на сеанс психотерапии. Я не обратил внимания на эту головную боль и не назначил ей никакого лечения. Я просто сказал: «Теперь, поскольку мы не вместе, ты заболеваешь!».

Врач никогда не поймет, что он должен искать скрытую мотивацию субъекта, который ради достижения определенной цели способен даже заболеть[161]. Врач, прежде всего, думает о снятии симптома, а это может быть опасным. Истинный психолог, задавая себе вопрос: «Для чего это нужно? Чем выгодна этому человеку его болезнь?», должен искать мотивацию – утилитарное назначение болезни. Переводчица прибегла к головной боли для того, чтобы снова уравновесить ситуацию, в которой, на ее взгляд, ее недооценили. Кроме того, имело место и стремление отомстить мне.

Этой стратегией индивид методично убивает себя. Болезнь – это язык бессознательного. Необходимо понимать, что она хочет сказать и кому адресованы ее слова. Переводчица этой болезнью хотела выразить с инфантильной агрессивностью собственную обиду, не задумываясь об общем благе контекста и своей конечной цели. Когда я объяснил ей, почему временно отстранил от работы, рассчитывая в дальнейшем на повышение ее профессиональной эффективности, она это поняла. Вот уже три года она не болеет, хотя раньше болезнь была ее стилем.

Предположим, что у нее вместо головной боли возникла бы какая-то обсессия: все равно надо было бы искать причину, выясняя, что же она сделала сама с собой. Как только причина становится известна, происходит беседа с пациентом, во время которой его учат тому, как сделать изначальный импульс сознательным и жизнеспособным. После этого симптом исчезает, потому что не получает более подпитки от жизни. Действительно, болезни для существования требуется постоянная подпитка со стороны жизни. Искусство психотерапевта заключается в умении обнаружить причину данной болезни – не только старую причину (истоки болезни), но и сиюминутную причину, которая вносит изменения в энергетические клеточные процессы.