Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мэд продрал глаза на рассвете и уже было собрался огласить окрестности душераздирающим стоном, вызванным ужасающим похмельем, когда услышал тихий разговор эльфов. Оказывается, все трое уже не спали и держали некий совет меж собой. Говорили они на ти'эрсоне, из которого Мэд понимал в лучшем случае одно слово из пяти, говорили тихо, шепотом, но певучие фразы сталкивались почти со звоном, как клинки, разве только искры в разные стороны не летели. Малаган тихонько толкнул Парда в бок, одновременно прикладывая палец к его губам, чтобы оньгъе спросонок не рявкнул. Кроме орка только он знал эльфийский язык достаточно, чтобы понимать трескучую скороговорку бранящихся остроухих. Пард сразу понял, что к чему, и стал внимательно прислушиваться к эльфам.
– …отправилась в Чефал за Бьен-Бъяром.
Это говорил Яримраэн. Даже голос у принца платиновый. Его ни с чьим другим не перепутаешь.
– Я должен был веревками вязать ее, по-твоему? – раздраженно поинтересовался Унанки.
– Ты мог меня разбудить, – отрезал Ярим.
– Зачем? Она что, твоя собственность? Если нет, то к чему навязывать свободному человеку свою волю? Что ты молчишь, Альс? Скажи, что я прав.
– Ты прав, ро'а, – ледяным тоном подтвердил лангер.
– Я волнуюсь, – пошел на попятную принц. – И слишком многим ей обязан, чтобы не принимать никакого участия в ее судьбе. Демоны, не смотри на меня так! Ириен, я тебе уже все пояснил один раз. Это совсем иное!
– Разумеется, – фыркнул Альс. – Еще бы! Столько лет прошло, а ты так ничего не понял и ничему не научился. Совершенно ничему.
Голос Ириена слегка дрожал от сдерживаемой ярости. Меньше всего в этот момент Парду хотелось встретиться с ним взглядом, и он в душе поблагодарил Пеструю Мать за то, что догадался притвориться спящим.
– Ага, и это говоришь мне ты? – не унимался Ярим. – За собой следи. Я имел удовольствие наблюдать за вашей вчерашней беседой. Как ты смотрел на нее…
В свежем рассветном воздухе молчание повисло подобно тяжелому пологу над постелью умирающего. Видимо, Яримраэн сам понял, что преступил границу дозволенного. Пард не видел лиц эльфов, но вполне мог представить то выражение, которое царит на физиономии Альса. Конечно, на сородича, тем более принца, он меча не поднимет, но… кто знает.
– Извини, ро'а, – осторожно выдавил из себя Ярим. – Моя бестактность непростительна.
– Когда-нибудь я укорочу твой язык – как минимум вдвое, принц, – пообещал Ириен шепотом, от которого мурашки побежали у Парда по спине. – Ты договоришься…
Пард осторожно покосился на Малагана и усмехнулся. Тот не понимал из сказанного и половины, но все равно помимо воли вжал голову в плечи. Альс пользовался своим хрипловатым, словно вечно простуженным голосом как оружием. Отсекая на корню любую попытку возразить.
– Надо торопиться… – начал было Ярим, но Альс его перебил:
– Никуда мы спешить не будем. Мимо Чефала твоя драгоценная дама не пройдет, а там мы всегда сможем ее отыскать, – заявил он решительно. – А если Джасс такая шустрая, то она нам и Бьен-Бъяра откопает.
– Ты спятил, Ириен, – огрызнулся Яримраэн, но осекся от резкого шипящего вздоха Унанки.
Когда этот эльф хотел, он смело отбрасывал в сторону все свое нарочитое легкомыслие и показывал истинную натуру, далекую как от легкомыслия, так и от благодушия. За те годы, что Пард провел в обществе эльфов, он успел довольно-таки неплохо разобраться в их характерах и наклонностях и не обманывался личинами, которые они так любят демонстрировать окружающим. Все выходки Альса, коими он часто «баловал» свою лангу, были и останутся лишь жалким отражением подлинной его ярости и гнева. Пард нарочно громко и сладко зевнул, заставив эльфов закончить совещание. Когда он развернулся к ним, то Унанки уже копался в своем мешке, Альс заканчивал поправлять перевязь на груди, а Яримраэн, тот вообще любовался зарей, окрасившей воды озера во все оттенки розового.
«Так-то лучше будет», – подумал Пард.
Он ошибся. Лангеры, все как один, встретили новый день недовольством, быстро переросшим в нескончаемую перебранку по любому поводу. Малаган то и дело бросал на Альса самые мрачные взгляды, словно соревнуясь с принцем, у кого получится вывести Ириена из себя. Похоже, появление бывшей хатамитки внесло полный разлад в установившиеся отношения внутри ланги. Если Тор рвался вперед из соображений своего общего женолюбия, то остальные, кроме проницательного Парда, не принимали Джасс всерьез. Ириен тщательно отгородился от своих сотоварищей непроницаемой стеной холодного отчуждения и пребывал в глубокой задумчивости, пока ланга терзалась в сомнениях, терялась в догадках и не могла поверить пяти парам глаз. Вместо того чтобы выразить свое возмущение в изысканных эльфийских ругательствах, в одинаковой степени красивых и неприличных, Альс отнесся к исчезновению девушки более чем сдержанно, что на него вообще-то непохоже.
– Альс язык прокусил? – осторожно спросил Сийгин у оньгъе, выбрав момент, чтобы эльф ненароком не услышал. Лангеры не без оснований считали Парда специалистом по эльфячьим закидонам. – Я так понял, они переругались утром из-за женщины.
Оказывается, не он один делал вид, что спал без задних ног, этим утром, ухмыльнулся оньгъе. Он бы не удивился, узнав, что все остальные лангеры тоже лишь притворялись спящими. Ланга сложный организм, и все, что происходит внутри нее, сильно напоминает отношения в большой семье, если, конечно, существуют в природе семьи, состоящие сплошь из взрослых здоровенных мужиков разных рас. Эта мысль Парда изрядно позабавила. Ежели Альса представить отцом, Мэда – младшим братцем, Унанки – веселым дядюшкой, а Сийгина – непутевым кузеном, то кто окажется заботливой мамашей? Он, Аннупард Шого, или Торвардин, сын Терриара? Хотя нет, тангар тянул на самого умного старшего сына, опору папаши и правую его руку.
– Ты тоже заметил?
Тон у орка был странный.
– Что заметил?
– Да ладно тебе, Пард, – хмыкнул Сийгин. – Джасс, возможно, где-то женщина привлекательная, но я в толк взять не могу, чем она так приглянулась Альсу. Эльфы-мужчины редко сходятся с людскими женщинами. Мне все это не нравится, если хочешь знать.
– Мне самому не нравится, Сийтэ, – вынужден был согласиться Пард. – Они оба словно заболели друг другом, словно их против воли опоили ядом. Такое заканчивается, как правило, очень плохо. Ты же знаешь, как любят эльфы, если любят по-настоящему. Вот то-то же. Навсегда и насмерть. И добро б эльфийку, а то девчонку, которой, по его меркам, жить что твоему мотыльку.
– Чем скорее она умрет, тем лучше, – жестко сказал орк. – Может быть, Бьен-Бъяр ей не по зубам окажется?
– Пожалуй, уж поздно, – ответил Пард, сплевывая с досады в песок.
Он-то понимал, что поздно надеяться на какое-то чудесное избавление Ириена от любви, которая принесет ему лишь смертную тоску. Возможно, все было предрешено заранее и никакая сила не смогла бы отвратить их встречу. В замордованной грязной беглянке из хисарской ямы Альс сразу разглядел что-то особенное, женщину, способную собой затмить весь мир. И теперь, сколько бы эльф ни изображал равнодушие, ее судьба ему небезразлична. А Парду небезразлична судьба лучшего друга. И потому он, Аннупард Шого, сделает все, чтобы женщина осталась жива и вполне здорова. Оньгъе не верил ни в богов, ни в Пеструю Мать, но верил в дружбу. Только никому и никогда об этом не говорил. Может, боялся насмешек?