Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я никогда бы не сделал ничего такого, что могло бы обидеть тебя, — продолжал я, — но у меня там остались друзья. И помочь им могу только я. Мне необходимо вернуться.
Она сорвала цветок — тоненький стебелек «лунного кружева». Его сияние потухнет с первыми лучами рассвета.
«Рассвет хорошее время для того, чтобы принять решение», — сказал Гефест.
Калипсо сунула цветок в карман моей футболки, привстала на цыпочки и поцеловала меня в лоб, словно благословляя.
— А теперь нам пора на берег, мой герой. Тебе надо отправляться в путь.
* * *
Покачивавшийся у самого берега плот имел площадь примерно десять квадратных футов и состоял из накрепко связанных вместе бревен. Мачту заменял ровный столб с привязанным к нему простым белым полотнищем. Что-то не похоже, чтобы такая штука могла отправиться в плавание по морю или хотя бы по озеру.
— Он доставит тебя, куда ты захочешь, — сказала Калипсо. — Он очень надежен, не сомневайся.
Я попытался взять ее за руку, но нимфа отдернула ее.
— Может, я еще приеду в гости, — сказал я.
Она покачала головой.
— Ни одному человеку не найти дважды остров Огигия. Как только ты уедешь, мы больше никогда не встретимся.
— Но…
— Пожалуйста, уходи, — взмолилась Калипсо. — Богини судьбы жестоки, Перси. Не забывай меня. — На лице ее мелькнула тень улыбки. — Посади в своем Манхэттене садик ради меня, обещаешь?
— Обещаю, — сказал я и ступил на плот.
И в то же мгновение он отчалил от берега.
За то время, пока плотик доплыл до середины озера, я успел сообразить, что богини судьбы и впрямь жестоки. Они послали Калипсо героя, которого она не могла не полюбить. Но не только в этом их жестокость. Всю оставшуюся жизнь я буду вспоминать Калипсо, думать о ней. Она всегда будет моим «что, если…».
Через несколько минут остров Огигия скрылся из глаз. Я в полном одиночестве плыл навстречу рассвету.
Затем отдал плоту приказ. Было только одно место на земле, к которому я стремился, потому что там меня ждало утешение и там были мои друзья.
— В Лагерь полукровок, — сказал я. — Вези меня домой, плот!
Несколькими часами позже плот уже доставил меня в лагерь. Как мы туда добрались, я не имел ни малейшего понятия. В какой-то момент воды озера сменились соленой морской водой, впереди показались знакомые очертания прибрежной линии Лонг-Айленда, а потом на поверхность вынырнули две дружелюбные большие белые акулы-лоцманы и сопроводили меня к берегу.
Когда я причалил, первый же взгляд на лагерь подсказал мне, что он опустел. Самая середина дня, но на стрельбище для лучников никого не было. Стена для уроков скалолазания изливала лаву и шипела сама по себе. Я побежал в трапезный павильон — никого. В домиках тоже никого. Затем я заметил, что над амфитеатром курится тоненькая струйка дыма. Рановато что-то для лагерного костра, и я сильно сомневаюсь, что мои товарищи увлеклись поджариванием маршмаллоу. Я помчался туда.
Не успел я приблизиться, как услышал голос Хирона, делавшего какое-то объявление. Когда же до меня дошел смысл его слов, я буквально застыл на месте.
— …допуская мысль о его смерти. После столь долгого отсутствия известий о нем мы не можем надеяться, что наши молитвы услышаны. Я поручил его лучшему другу — той, кому удалось выжить, — совершить прощальные почести.
Я пробрался к задним рядам амфитеатра. Никто меня не замечал, все смотрели вперед, на Аннабет. Она взяла в руки длинные погребальные полотнища, вытканные из зеленого шелка с вышитым на них трезубцем, и бросила их в костер. В лагере сжигали мой саван!
Затем она повернулась лицом к собравшимся. Выглядела Аннабет просто ужасно, глаза ее опухли от слез, но она взяла себя в руки и сумела произнести:
— Мне он казался самым храбрым человеком из всех, кого я знала. Он…
Но тут она увидела меня и побагровела. А потом что было сил закричала:
— Он здесь!!!
Все головы обернулись ко мне. И у каждого вырвался изумленный вздох.
— Перси! — завопил Бекендорф.
Несколько ребят бросились ко мне, окружили и принялись изо всех сил дубасить по спине. Со стороны детей Ареса слышались возгласы досады, а Кларисса так выпучила глаза, словно она поверить не могла в то, что у меня хватило наглости выжить. Хирон припустил вскачь в мою сторону, и все расступались перед ним.
— Эгегей! — с видимой радостью воскликнул он. — В жизни так не радовался появлению в лагере какого-нибудь полукровки! Но ты обязательно должен рассказать мне…
— Где ты пропадал?! — перебила его Аннабет, врезаясь в толпу ребят. Я подумал, что она собирается врезать мне по морде, но вместо этого она обняла меня так крепко, что аж ребра затрещали. Ребята притихли. Аннабет смутилась и отодвинулась. — Я… мы все думали, что ты погиб, Рыбьи Мозги!
— Извини, — сказал я. — Я просто заблудился.
— Заблудился? — завопила она. — И целых две недели не мог отыскать дорогу в лагерь? Где же ты был в таком случае?
— Аннабет, — в свою очередь перебил ее Хирон. — Может, этот вопрос мы обсудим в более тесном обществе? Так, прошу всех вернуться к своим ежедневным обязанностям.
Не ожидая согласия, он с такой легкостью подхватил нас с Аннабет на руки, как будто мы были котятами, забросил себе на спину и галопом поскакал к Большому дому.
* * *
Целиком всю историю я им рассказывать не стал, потому что не мог заставить себя пуститься в откровения о Калипсо. Я просто объяснил, что устроил взрыв на горе Сент-Хеленс и меня вышвырнуло из вулкана. Рассказал, что очутился на одном необитаемом острове, где меня разыскал Гефест и сообщил, что я могу покинуть остров. На его волшебном плоту я приплыл к лагерю.
Все это было чистой правдой, но когда я рассказывал ее, ладони у меня вспотели.
— Тебя не было две недели. — Голос Аннабет звучал более спокойно, но выглядела она все еще ошарашенной. — Когда я услыхала про взрыв, я подумала…
— Знаю, что ты подумала. Извини. Но зато я понял, каким образом мы можем проложить путь через лабиринт. Мы говорили об этом с Гефестом.
— И он ответил на наш вопрос?
— Не совсем. То, что он сообщил мне, я уже знал. И делал. Теперь я все понял.
И я изложил им свою идею. У Аннабет просто челюсть отпала от удивления:
— Перси, ты с ума сошел!
Хирон откинулся в своем кресле на колесиках и принялся задумчиво поглаживать бороду.
— Были прецеденты, да, были. О том, что Ариадна помогла Тесею, вам известно. Гарриет Табмен,[14]дочь Гермеса, также воспользовалась содействием многих смертных для прокладки подземной железной дороги.