Он выключил телевизор. Пельмени есть расхотелось, да и вода наверняка выкипела.

Позвонила мама. Продиктовала телефон. Сказала, чтобы Шура срочно позвонил по нему. Приехали какие-то люди из Москвы, знакомые Елизаветы Матвеевны. Привезли дачные бумаги на подпись. Их надо срочно забрать и передать с ними же обратно.

– Я вот только забыла, на какой они улице живут, то ли Гоша Мошин, то ли Моше Гошен. Но я точно не помню.

Шура рассмеялся:

– Мама, все Гоши в Москве остались, а здесь одни Моше.

– Все тебе хиханьки. Это серьезная вещь. Да, кстати, надо уже заказывать билеты в Москву, где-нибудь на середину сентября. Врач говорит, что я уже смогу лететь. И поговори насчет отпуска. Не откладывай.

Шура обещал. У него давно не было такого радостно-спокойного настроения. Вроде он ничего особенного не делал, но в том, что делал, появился смысл.

Шура застрял на выезде из Хайфы. Все вокруг было оцеплено полицией, стояли три машины «скорой». Час назад ракета упала прямо на шоссе. Посреди дороги лежали остовы легковых автомобилей. Сколько машин пострадало, определить было невозможно. Шура нервничал. Он торопился к маме. Вчера она ему не понравилась. Она выглядела вялой и периодически подкашливала. Гулять идти отказалась. Сказала, что вчера перегуляла, да и по телевизору что-то интересное должны показывать. Он хотел позвонить ей и сказать, что немного задержится, но потом подумал, что она будет расспрашивать, испугается. Приехал эвакуатор. Через полчаса дорогу открыли.

Когда он вошел в палату, мама спала. Ему сразу бросился в глаза штатив от капельницы рядом с кроватью. Он выбежал в коридор. Сестра на посту разговаривала по телефону. Он побежал в ординаторскую, там никого не было. Когда выходил, столкнулся с доктором Альфасси. Тот узнал Шуру, улыбнулся:

– У твоей мамы небольшое осложнение. Так бывает. После операции организм ослаблен. Присоединилась инфекция, которая вызвала двустороннюю пневмонию. Но пока оснований для паники нет.

Ему резануло слух слово «пока».

– А это лечится?

– Конечно. Мы лечим. Не волнуйся. Она женщина сильная. Выдержит.

Стало немного спокойнее. Он поплелся в сторону палаты. Когда уже входил, в кармане зазвонил мобильник. Он чертыхнулся, быстро нажал на кнопку приема. Звонил Сашка. Сказал, что недавно вернулся из Латинской Америки и с удовольствием встретится с Шурой.

– Я сейчас не могу.

Сашка удивленно замолчал. Потом спросил участливо:

– У тебя все в порядке?

– Да. Просто немного занят.

Он остался спать в кресле возле маминой кровати. Ночью проснулся от какого-то шума. Открыл глаза, около мамы суетились две медсестры. Дежурный врач делал ей укол в вену, а к ее носу были подведены какие-то трубки. Он метнулся к кровати. Вдруг понял, что не помнит, как будет «трубка» на иврите. Всегда знал, а сейчас забыл. Он показал рукой на нос:

– Что это?

Сестра сказала бодро:

– Да не волнуйся ты так. Это воздух, просто воздух. Чтобы немножко помочь ей дышать.

– А что случилось?

– Просто ей дышать стало трудно. Все будет хорошо.

– А она что, без сознания?

– Она спит. Мы ей колем снотворное, чтобы отдохнула. Сейчас ей полегче станет, и мы перестанем. Ложись поспи.

Утром мама открыла глаза. Увидела Шуру, слабо улыбнулась:

– Шура, ты бледный какой. Ты ел?

– Ну как ты?!

За что она его так пугает? Он злился на нее и никак не мог справиться с этой злостью.

– Ну, тебе лучше? Скажи уже!

Она кивнула:

– Устала…

Она будто опять уснула. Дышала тяжело. Каждые пятнадцать минут заходил врач, подходил к кровати, минуту смотрел на нее и молча выходил. Заглянул Ави. Сказал, что он тут рядом у брата, если что нужно. Иногда ему казалось, что мама почти не дышит, а потом она, наоборот, задышала громко и часто. Снова зашел врач, сказал, что Шуре лучше сейчас не уходить. Он ничего не понимал, а может, уже понял все. Он запомнил тот момент, когда она перестала дышать. Лицо ее стало спокойным, она вздохнула глубоко и свободно и затихла.

Вошел доктор, сказал, что у мамы стремительно развился отек легких, организм не справился с инфекцией. Реанимация в ее случае не показана. Только мучить больную. Они были уверены, что все обойдется. Прогноз обычно неплохой. Вот не повезло… Он искренне сожалеет. Его мама очень сильная женщина. Это не слова, это правда. Он с ней много разговаривал. Потом он спросил, есть ли кто-нибудь, кто хотел бы с ней попрощаться. Шура отрицательно покачал головой. Через час ее унесут, и потом он увидит ее только в морге, перед похоронами.

Он не помнил, как оказался с Ави на улице. Они вошли в центральный корпус, прошли по коридору, который кончался дверью в зал синагоги. В помещении было прохладно, хотя кондиционеров он не заметил. Читали Тору. Ави подсунул Шуре молитвенник, где текст был на иврите и русском.

Строчки плыли перед глазами, он не мог сосредоточиться. Он слушал. «… И да будет угодно Тебе даровать нам долголетие и благополучие. И да окажусь я в числе праведников. чтобы Ты хранил меня.» Мужчины раскачивались и повторяли за кантором. Не было поклонения, скорби, душной церковной исступленности и строгой торжественности. Здесь никого не стыдили, не стращали карами небесными. Они пели свои песни с лукавой обреченностью, никого не обманывая и ничего не обещая. Да разве кого обманешь? Ты такой же, как и мы. Будет как будет, надо молиться.

Ави подтолкнул Шуру вперед, шепнул, что его вызывают к Торе. Читали Кадиш. Шура повторял за кантором: «Да пребудет с небес великий мир и жизнь нам и всему Израилю. И скажем: амен!» «Амен!» – вторил хор голосов. «Благословен Ты Господь Бог наш Царь Вселенной… Барух Ата Адонай Элохейну Мелех ха-олам.»

Когда вышли на воздух, Ави предложил посидеть на той лавочке, на которой сидели в день знакомства. Шура обрадовался. У него внутри будто отпустило какую-то пружину, и надо было выговориться. Он рассказывал – и не мог остановиться. Про всех: про маму, отца, Гришку, про свой нелепый отъезд.

– Может, надо возвращаться?

Ави улыбнулся:

– Ты уже вернулся.

– Куда?

– Сюда.

– А… ну да. Я забыл…. Не смог я здесь ничего сделать. Только маму загубил. Это из-за меня она умерла, там бы она жила.

– Ты много на себя берешь. Бог дал жизнь, и Бог ее взял. Значит, так надо.

Шура молчал.

– И ты очень многое смог. Ты освободился. Может, для этого и приехал. Кто знает. И еще многое сможешь. Куда ты все время бежишь? Остановись, подумай. Главное, не принимай поспешных решений. В этой жизни не все от тебя зависит, сколько бы ты из кожи вон ни лез. Ты в Израиле, а Израиль не обманешь. Он задает темп, и, как бы ты ни торопился, все случится тогда, когда должно случиться.