Еще когда сыну было десять, Томазо обратился в правительство с просьбой о визе. Однако минуло четыре года, а визу так и не дали. Маленькая ферма в Абруццо постепенно приходила в упадок, жизнь все ухудшалась. Вдобавок Томазо не одобрял действий Муссолини. По этой причине он немало сил потратил, тщась убедить свою жену-ксенофобку перебраться в США вместе с остальной родней. Жене выгодны были строгие ограничения миграционной службы; ее нога так и не ступила на американскую землю.

Отчаявшись ждать визы для сына, Томазо решил переправить его в Америку нелегально. Юный Кармело двое суток ехал поездом до Генуи, где проник на грузовое судно, направлявшееся в Нью-Йорк. Дорожка была проторенная: так поступали многочисленные земляки Кармело. Попав на пароход, они либо прятались в трюме, либо умудрялись смешаться с разношерстной командой и никем не рассекреченные добирались до иностранного порта. Кармело четко знал, к кому обратиться в генуэзском порту, и имел достаточно денег на взятки нужным людям по эту сторону океана.

Ему было четырнадцать. В этом возрасте всем нам свойственно бесстрашие, которое потом куда-то девается, о котором вспоминаешь с удивлением и тоской. Итак, бесстрашный юный Кармело все десять суток пути ни с кем не разговаривал. Вместе с ним в трюме прятались двое греков, команда же состояла из испанцев. На десятый день возникла необходимость избавиться от нелегалов прежде, чем их обнаружат таможенники. Кармело и греки были погружены в шлюпку, и матрос-испанец повез их к американским берегам. Вообразите состояние деревенского мальчишки, который никогда не учился плавать! Шлюпка добралась до мелководья, испанец чуть ли не вытолкал своих пассажиров за борт. Ледяная вода обжигала. Увязая в песке, Кармело и греки поплелись к пляжу, где не мелькало ни единого огонька. Вот так Кармело попал в Штаты.

Далее требовалось встретиться с отцом. Не зная, когда именно прибудет сын, Томазо сообщил ему адрес одного земляка, который работал в бруклинском порту. Кармело не представлял ни что такое Бруклин, ни тем более как туда попасть.

Неуклюже (без языка-то), но сердечно попрощался он с греками и прямо от пляжа зашагал наугад. Вышел к шоссе, по нему добрался до гавани. Место показалось юноше годным, чтобы одну ночь перекантоваться; наутро уж он отыщет кого-нибудь сведущего, узнает дорогу.

Проблему вскрыл утренний свет. Юноша, в пропотевших обносках, грязный и всклокоченный, вызывал оправданные подозрения ньюйоркцев. Никто не стал бы говорить с ним, владей даже Кармело английским языком. Немножко денег у него оставалось, но не было понятия, как ими воспользоваться и что вообще делать. Кармело знал только одно: нельзя, ни в коем случае нельзя попасть в полицию. В порту он провел девять дней. Девять! Спал на скамейке; собрав познания в итальянском, подступал с расспросами к тем, кто казался ему подобрее (толку не выходило); прятался, завидев людей в форме. Кормили его торговцы-разносчики – Кармело помогал им с товаром. Именно один из торговцев, проникнувшись жалостью к бездомному мальчишке, привел в порт знакомого итальянца, и тот повез Кармело, сначала на пароме, затем подземкой, по нужному адресу. Кармело был настолько рад завершению портовых страданий, что далеко не сразу понял масштабы милосердия, проявленного этим итальянцем. Поняв же – взялся штудировать английский (в чем и преуспел), чтобы никогда больше не оказаться в шкуре немого.

Томазо живо примчался за сыном. Он забрал Кармело в Пенсильванию и записал в свою бригаду. Поначалу юноша исполнял мелкие поручения рабочих. Платили ему половинное жалованье. Но уже в пятнадцать Кармело трудился наравне со взрослыми. В бригаде его любили. Он имел легкий нрав и не обижался на шутки. Рабочие научили Кармело стряпать и читать по-английски. Вечерами вся бригада собиралась у костра. Пели итальянские песни; каждая новая песня, на любом диалекте, только приветствовалась, к вокальным данным исполнителей особо не придирались. Один парень, Отелло из Козенцы, аккомпанировал на гармонике. В декабре 1936-го он уехал домой, а гармонику оставил Кармело.

До тридцать седьмого года отец и сын Маглиери вместе с бригадой прокладывали рельсы везде, куда бы их ни отправило руководство строительной компании «Ридинг». А потом Томазо упал в канаву и сломал ногу. Семья Карапелуччи (родом из Абруццо), снимавшая квартиру в Хартфорде, на Фронт-стрит, приютила Томазо и Кармело; правда, сыну с отцом приходилось спать на одной койке. Кармело, по-прежнему не имевший документов, устроился на очередную стройку. Там-то он и сошелся с Рокко Караманико. Юноши стали друг другу как братья. И там же Кармело встретил Тони Фортуну. Мы, итальянцы, первым делом стараемся допытаться, кто откуда и не в родстве ли наши семейства; выяснив, что Тони знает Томазо, Кармело с ним заодно от души посмеялся над помолвкой, которую ему организовали в первые месяцы жизни. Тогда впервые и промелькнуло имя Стелла.

Как знать, может, Тони с Кармело и подружились бы, да в 1938 году наводнение[16] уничтожило дом, где квартировали Карапелуччи. Томазо, который еще не долечил ногу, пришлось вернуться в Сепино. А Кармело остался. Он поселился в мужском общежитии и заверил отца, что будет работать и копить на воссоединение семьи.

Как только Штаты вступили во Вторую мировую войну, Кармело поспешил в военкомат. На резонный вопрос о документах он честно ответил, что покинул Италию слишком юным и без всяких там бумажек. Ситуация была не такова, чтобы давать от ворот поворот крепкому парню, готовому сражаться и умирать за Землю Свободных – даже если парень не имел права на этой земле находиться.

На главной площади Сепино, откуда родом Кармело Маглиери, у церкви, есть грот Святой Кристины, покровительницы селения. В гроте находится часовня, украшенная, как водится, сценами из жизни святой, а также изображениями ее чудес и страстей. Изображения помещены на позолоченные пластины, и каждая снабжена именем эмигранта, который ее пожертвовал. Есть там и имя Кармело Маглиери. Написана какая-то банальность: дескать, и за океаном я храню в сердце Италию; но для Кармело это не пустые слова. Он не переставал думать о Сепино, даже когда стало ясно: назад пути нет.

Что сказать про Кармело? Он был из категории сентиментальных простаков. Такой, когда к нему внуки приезжают, в лепешку готов расшибиться. Словом, полная противоположность Тони Фортуне. Ну, почти полная. Может, поэтому шутка насчет помолвки оказалась такой жестокой. Надо же учитывать, что для каждой женщины велика вероятность выйти за мужчину, который похож на ее отца.

Во второй раз Стелла и Кармело встретились, когда Рокко надумал посвататься к Тине.

– Тебе нужна та, у которой родинка над губой, – наставительно сказала Барбара, сестра Рокко. Стелла и Тина были в похожих голубых платьях, так что родинка представлялась главным отличием.

– С родинкой – это Кончеттина, – возразил Рокко.