Все парни явились в военной форме. Все собирались сражаться. От столиков долетало: «родина в опасности», «сыновний долг» и «гражданство по упрощенной процедуре»; спрыснутые алкоголем, эти фразы приобрели дополнительный пафос. Джо вопил, что вот уж несколько месяцев рвется на фронт, но Стелла-то знала: брату просто хотелось нарядиться в новенькую форму. Мечта сбылась, и вот подтверждение, что недаром Джо ее пестовал: девчонки его просто глазами поедают.

Почти каждую девушку точило изнутри ощущение: скорее, скорее! Только бы не упустить! Парней на войну забирают; надо срочно обручаться или венчаться, а то останешься в вековухах. У некоторых, правда, в Италии были возлюбленные и даже нареченные женихи; прочие жаждали, пока еще не поздно, заарканить молодых представителей хартфордской итальянской диаспоры.

Сестры Фортуна были выше этой суеты. Тина успела заручиться обещанием Рокко Караманико. Стелла чувствовала себя защищенной с той минуты, как, сам того не ведая, на выручку ей пришел полумифический жених. Поглядеть, как девчонки из кожи вон лезут, – смешно, честное слово, думала Стелла. Велика радость – стать вдовой человека, которого едва знаешь! И не странно ли, что для общественного мнения вдова есть и всегда была лучше, чем старая дева. Ну так пусть хоть лопнут в своих нелепых потугах захомутать жениха; пусть вертятся, куры расфуфыренные. Стелла с Тиной, единственные в этом зале, будут просто веселиться.

Тем более повод есть. Фортуны наконец-то купили дом – тот самый, на Бедфорд-стрит. Хозяин-неаполитанец рвался на историческую родину и не мог ждать, пока Фортуны скопят достаточно денег. Старик взбеленился, а может, перепугался, когда к нему нагрянули агенты ФБР и радиоприемник конфисковали. Удовольствовался суммой в 1860 долларов наличными и обещанием Антонио, что остаток будет выслан ему в Италию. Вот только адреса Фортуны так и не получили. Сто сорок долларов хранились на их счете целых пять лет – никто не смел снять эти деньги. А неаполитанец, скорее всего, под бомбежку угодил, бедняга.

Как бы то ни было, Фортуны переехали в собственный дом. Антонио расщедрился – отслюнил дочерям по три доллара. Девочки хорошо потрудились, зарабатывая остаток суммы. На эти деньги Стелла и Тина купили в гипермаркете «Сирс» готовые платья – рукавчик фонариком, по лифу спереди крупные пуговицы. Стеллино платье было арбузно-красное, и девушка чувствовала себя в нем стопроцентной американкой. Подумаешь, руки голые! Чуть ли не впервые в жизни Стелла не зацикливалась на своих шрамах. Они, розовые, вроде как даже сочетались с платьем.

Фиорелла купила обеим сестрам подарки – одинаковые эмалевые брошечки в виде бабочек.

– Вы же во всем себе отказывали, – произнесла она, просияв своим милым личиком. – Так работать мало кто способен. Tanti auguri![17]

Кармело Маглиери появился как раз, когда Стелла и Тина прикалывали друг другу брошки. Был он в штатском сером костюме, потому-то Стелла в первый миг его не узнала. Вроде где-то видела этого синеглазого красавчика. Ах да, он же вместе с Рокко приходил! А здесь что делает, вдобавок без военной формы? Кармело отвесил поклон, прижав к груди свою мягкую шляпу.

– Добрый вечер, красавицы!

– Кармело! – взвизгнула Тина.

Он ее в щеки расцеловал, а к Стеллиной щеке приложиться даже не попытался, только спросил учтиво:

– Стелла, вас с чем-то поздравляют. Можно узнать, с чем?

– Она для нас дом купила! – выпалила Тина. От присутствия Кармело ее слегка потряхивало. – На Бедфорд-стрит! Трехэтажный!

– Не я купила дом; мы все его купили. Вместе, – возразила Стелла. Ее грызла досада на себя: не сразу узнала Кармело Маглиери, а главное, сочла его привлекательным.

– Ой, Стелла, не скромничай! Это же ты придумала насчет копилки!

Фиорелла стиснула Стеллину руку и прошептала с восторгом:

– Умней нашей Стеллы никого на Фронт-стрит нету!

– Это не новость, – выдал Кармело и чуть поклонился персонально Фиорелле. – Стелла, окажите мне честь, представьте меня своей подруге. Я еще не имел этого удовольствия, не то бы помнил столь очаровательную особу.

Вышло очень наигранно; не иначе, Кармело слизнул и поклон, и фразу в каком-нибудь фильме.

– Это Фиорелла Мулино, ее семья приехала из Апулии, – сухо сказала Стелла.

Кармело снова поклонился, а Фиорелла, сделавшись пунцовой, пролепетала:

– Piaccere[18].

– Позволите принести вам чего-нибудь выпить, барышни? – предложил Кармело. – Пунш, к примеру, вы пробовали?

Последовали кивки.

– Никуда не уходите, я мигом.

Голос был глубокий, проникновенный, памятный Стелле со сватовства Рокко.

– Я вам пуншу из бара принесу, – повторил Кармело, отвесил третий поклон и нырнул в нарядную пестроту с вкраплениями цвета хаки.

– Какой он славный, какой учтивый! – прошептала Тина.

Стелле ни возразить, ни добавить было нечего, а Фиорелла вообще глядела вслед Кармело с благоговением.

До возвращения Кармело девушки усиленно притворялись, что слушают музыку. Но вот появился их кавалер с четырьмя большущими бокалами, полными рубинового напитка. Кармело удерживал по два бокала в каждой руке – вот какие крупные у него были ладони, прямо лапищи. Не пролив ни капли, Кармело роздал бокалы, и все четверо чокнулись, пожелав друг другу здоровья. Пунш на вкус оказался точь-в-точь как красное вино, только с газом. По Стеллиным нервам волной пробежало приятное возбуждение. Они совсем как взрослые – пьют с посторонним мужчиной одни, без родителей!

Раздухарившись от пунша, Стелла спросила:

– Кармело, а где же ваша военная форма?

Молодой человек расплылся в улыбке.

– Вы разве не слышали? Я забракован военной комиссией. Негоден оказался к строевой службе.

Сапфирные глаза сияли дружелюбием. Даже плохую новость Кармело выдавал беззлобно.

– Плоскостопие у меня, барышни.

– Плоскостопие? – переспросила Тина. – А что это?

– Ступни плоские, вот что. Сейчас наглядно объясню. – Кармело придал ладони вид купола. – Вот так должна выгибаться нормальная ступня. У кого не выгибается, тому очень трудно совершать длительные пешие переходы. Ну а меня Господь вот какими ногами наградил. – Он вытянул пальцы и, засматривая Тине в глаза, улыбнулся. Тина улыбнулась в ответ. – Мои ступни плоские, будто оладьи, – подытожил Кармело, употребив американское слово. Тина с Фиореллой хихикнули. – На войну меня не отправят.

– Зато и на гражданстве можете крест поставить, – бросила Стелла. Тотчас краска залила ее щеки – очень уж злорадно получилось.

– А вот и нет, синьорина! – Кармело покачал указательным пальцем, словно делал «чи-чи» малому ребенку. – Я тридцать дней в Армии США отслужил. Гражданство мне дали. Теперь не отберут.