Однако необходимо учесть как минимум еще пять факторов, которые на тот момент были очевидны для Гитлера.

Во-первых, это несомненно высокий, несмотря на недостаточную материально-техническую готовность к войне, боевой дух не только вермахта, но и большинства гражданского населения Германии (потенциальные резервисты и рабочие ВПК), а также многочисленных «фольксдойче» за пределами Рейха, которые жаждали воссоединиться с «фатерляндом» не только по патриотическим, но и по экономическим причинам. Конечно, можно отнести «боевой дух» к нематериальным факторам, но, скажем, во французской армии он, по мнению многих в самой же Франции, был далеко недостаточен, что трагическим образом подтвердилось весной – летом 1940 г. Об этом убедительно говорил, например, лидер Французской народной партии Жак Дорио в книге «Переустроить Францию», вышедшей в апреле 1938 г. Позднейшая репутация Дорио как пособника нацистов не должна вводить нас в заблуждение. В этой книге он дает последовательный и убедительный анализ кризиса, в котором находится страна; выступает за разрыв договоров с СССР и Чехословакией, чреватых вовлечением Франции в европейскую войну; агитирует за нормализацию отношений с Германией и Италией – сильными и недружественными (последнее для него совершенно очевидно) соседями, к тому же заключившими между собой союз; наконец, призывает к перевооружению Франции, считая его важнее любых дипломатических демаршей и политических комбинаций.[244] Добавлю, что на Риомском процессе (1942 г.) бывших французских лидеров – виновников поражения 1940 г. [Суду были преданы премьер-министры Э. Даладье (также министр обороны в кабинете Рейно) и Л. Блюм, главнокомандующий генерал М. Гамелен, министр авиации Г. Ля Шамбр; лидеры «беллицистов» премьер-министр П. Рейно и министр колоний Ж. Мандель были арестованы, но до суда над ними дело не дошло.] – была выявлена и материальная неготовность Франции к войне в 1938-1939 гг. Чехословацкая армия тогда так и не получила возможности проявить себя на поле боя, а Красная армия была если не ослаблена, то, по крайней мере, дезорганизована сталинскими «чистками», – фактор, которому иностранные аналитики придавали очень большое, может быть, преувеличенное значение. Даже если согласиться с оригинальной, но не бесспорной точкой зрения В. Суворова (В.Б. Резуна) о пользе «чисток» для повышения боеспособности РККА, изложенной в книге «Очищение. Зачем Сталин обезглавил свою армию?», положение в ней летом – осенью 1938 г. вряд ли можно назвать стабильным.

Во-вторых, основываясь на данных разведки, включая перехваченные телефонные и телеграфные переговоры между Лондоном и Прагой, Гитлер знал, что Великобритания не окажет противникам Германии военной помощи, несмотря на всю активность чешского лобби.[245] Британское руководство само считало свою армию и страну в целом не готовой к полномасштабной войне на континенте и тем более не собиралось воевать ради защиты и спасения Чехословакии в «версальских» границах. И о том, и о другом говорил газетный магнат лорд Ротермир, сторонник создания мощной авиации и одновременного достижения взаимопонимания с Германией. Сомневался в целесообразности британских «гарантий» Праге и сам премьер Чемберлен, резонно заметивший по этому поводу: «Чехословакия далеко, и непросто представить себе, как Великобритания могла бы выполнить такую гарантию».[246] Интересно, почему эти «географические» соображения не пришли ему на ум в конце марта 1939 г., когда он давал столь же авантюристическую «гарантию» Польше, которую его страна изначально не могла (да и сомнительно, что хотела) защитить? Британский посол в Берлине Гендерсон, сформировавшийся как дипломат в доверсальскую эпоху, подобно Ротермиру и многим другим, считал «ошибкой» само создание чехословацкого государства и задавал своему начальнику Галифаксу риторический вопрос, стоит ли ради него рисковать перспективой долгосрочного англо-германского взаимопонимания, достижение которого он считал своей задачей.[247] История зло пошутила и здесь: Риббентроп в Лондоне и Гендерсон в Берлине стремились – полагаю, вполне искренне и исходя из собственного понимания национальных интересов – ликвидировать основные источники напряжения в отношениях между странами и добиться некоего взаимопонимания, но ни тому, ни другому это не удалось. Более того, именно в их бытность послами (хотя и не исключительно по их вине) произошло ухудшение двусторонних отношений. Идя к одной цели, Гендерсон и Риббентроп добились прямо противоположных результатов, а потом, как говорится, «выспались» друг на друге в своих мемуарах. Гендерсон охарактеризовал Риббентропа как ближайшего, наряду с Гиммлером, подручного Гитлера по «партии войны», которую возглавлял сам фюрер, и назвал рейхсминистра главным виновником войны в Европе, сравнивая его в нелестных выражениях («сочетание тщеславия, глупости и поверхностности») с министром иностранных дел Австро-Венгрии графом Берхтольдом, которого считал ответственным за начало Первой мировой войны четвертью века ранее.[248] Риббентроп, в свою очередь, опроверг многие утверждения британского посла, с книгой которого, вышедшей в 1940 г., имел возможность ознакомиться и которую назвал «пропагандистской писаниной». «Гендерсон по всему своему характеру чувствовал себя орудием классической английской политики и был готов, какова бы ни была причина, брать себе на душу любую неправду, если верил, что служит этим на пользу своей стране».[249] Разумеется, следует помнить, что и Гендерсон, и Риббентроп писали свои мемуары прежде всего для самооправдания, что вынуждает нас относиться к ним с сугубой осторожностью.

В-третьих, было очевидно, что Германию поддержат словаки, враждебно настроенные к режиму Бенеша. В этом случае перспектива гражданской войны этнического характера в Чехословакии становилась вполне реальной. Вообще, представления о существовавшей там «межнациональной гармонии» следует признать сильно идеализированными даже без учета дискриминационной политики против этнических немцев. Существует популярный анекдот, относящийся к кануну судетского кризиса. Иностранный дипломат спрашивает своего коллегу из Праги: «Ваша страна называется Чехословакия. Скажите, президент Бенеш – чехословак?» «Нет, он чех». «А премьер Годжа – чехословак?» «Нет, он словак». «Так что же чехословак?» После некоторого раздумья: «Есть у нас господин Генлейн . Вот он – чехословак». Естественный и безболезненный распад Чехословакии на Чехию и Словакию после крушения социалистической системы и их уже более чем десятилетнее нормальное существование в качестве независимых государств подтверждает искусственный характер государственного образования, созданного версальскими «картографами» со ссылкой на «право наций на самоопределение».