к основанию избы. Все воины, до того увлечённо выпускавшие стрелу за стрелой в сторону обнаглевших осаждающих, с ужасом наблюдали, как огонь охватывает здание и как из него выбегают люди, зачастую с ног до головы охваченные огнëм и падают на сырую землю, пытаясь сбить пламя, но лишь продлевают свои мучения, потому как все, кто мог бы им помочь, сейчас стараются не допустить распространения пожара на другие дома.

Михаил первым пришёл в себя.

— Ну, чего встали, остолопы? — Озлобленно гаркнул он. — Продолжайте стрелять!

Но воины уже смотрели на него иначе. Вовсе без уважения или страха. Без взгляда подчинённых, а совсем по-другому. Как-то по-волчьи: бесчеловечно и холодно. Вот один из воинов бросил свой лук на дощатый пол крепостной стены и надменно уставился на воеводу, вот тоже самое сделал второй, третий, пятый воин некогда преданного Михаилу полка…

Интерлюдия. Александр.

Как только я, скрипя сердцем, проводил взглядом первую зажигательную ракету, а та в свою очередь скрылась за крепостной стеной, едва её не задев, стрелы перестали бить по щитам на телеге. Гвардейцы у пусковой установки вопросительно взглянули на меня. Первый выстрел был пристрелочным и, так удачно, точным. В детинце явно вспыхнул пожар, о чём известил столб густого дыма, мерно тянущийся к небу.

— Командуй движение вперёд, — Спокойной проговорил я, после чего рядовой гвардеец двумя флажками отсемафорил полученную команду. Повозка-танк на человеческой тяге продвинулась ещё шагов на десять. Всё, теперь при обстреле все ракеты попадут за стены.

Я стоял, в нерешительности. С одной стороны, конечно, нужно выполнять свои угрозы и отстрелять весь боекомплект. Вот только в таком случае я спалю, наверное, к чертям собачим все здания за стеной, которые, в большинстве своëм, были построены из невероятно горючих материалов. Я выждал ещё с пол минуты. Ни одна стрела так и не прилетела в нашу сторону, хотя до первого пуска каждые пол секунды то и дело раздавался стук наконечников о деревянные щиты. «Ну, наверное пора» — Тяжело вздохнув, подумал я.

— Беглый огонь, — Стараясь оттянуть момент, сказал я. Гвардеец спешно подал флажками соответствующий сигнал «ракетчикам».

— Всем боекомплектом. — Испуганно глянув на меня, сигнальщик передал указание. Едва получив сигнал, гвардейцы споро принялись соединять цепочкой фитилей все заряды ракет. Ещё через пол минуты батарея доложила о своей готовности открыть огонь.

— Внимание. — Семафорист поднимает обе руки, извещая о скором залпе. — Готовься. — Левая рука сигнальщика опускается. Сейчас я отдам команду «огонь», он опустит правую руку и на крепость обрушатся все девятнадцать ракет из двух пусковых установок, почти наверняка, превратив огромную его часть в кострище.

Я уже набрал воздуха в грудь, готовясь отдать команду, как вдруг заметил что-то, выбивающееся из общей картины. Какое-то, едва уловимое, движение на стене, которое с трудом можно различить на утреннем пейзаже. Но я его заметил и помедлил с командой.

— Отставить, — Спешно прокричал я и гвардеец поднял левую руку, извещая об отмене обстрела. Я подбежал к стене повозок и снова всмотрелся в движение на стене. Робко выглядывая из бойницы, на лëгком утреннем ветерку развевалась белая тряпица. Почти тут же показал вторая такая же, а чуть позже — множество других. Тут я заметил какое-то движение прямо на башне. Человек, с такого расстояния казавшийся совсем маленьким, бесстрашно и лихо взобрался на самую верхушку башни и, выбросив с неё до того развевавшийся там флаг с витиеватым узором, стал размахивать белоснежным знаменем.

Ещё через пару минут, когда всеобщее ликование охватило сначала мой, а потом и соседние осадные лагеря, образованные ополченцами из города и немногочисленными наёмниками, пришедшими на галере с пушками и Мстиславом, единственные оставшиеся ворота в город стали медленно открываться. И вот, очень скоро, перед воротами неприступного детинца столпились несколько сотен его защитников. Безоружные, они вышли из крепости, надеясь на моё обещанное милосердие.

Само собой, я не собирался нарушать данных обещаний. И хотя защитник и малость опоздали со сдачей детинца и приняли решение о капитуляции лишь после начала обстрела, эта победа так меня порадовала, что я не стал атаковать безоружных, сдающихся на милость победителям, побеждённых. Все двести восемьдесят четыре человека, что вышли из детинца, были заключены под временную стражу в темницу крепости, а охранять их так символично стали те, кто в этой самой темнице до этого сидел. То есть та часть полка, которую Михаил ещё не успел перестроить на свой лад.

Что же до самого предателя воеводы, то его, как их оставшихся в живых сотников-предателей ждала самая неприглядная, зато весьма быстрая участь. Народ тому противиться не стал, скорее даже напротив, было много желающих собственноручно оборвать жизни предателей. Однако такого я всё же людям не позволил. Сразу после того, как наше объединённое войско вошло в город, у ближайшей крепостной стены были выстроены сотники и воевода. Приговор был приведён в исполнение на глазах у удовлетворённой толпы.

Оставался вопрос: что делать с пленными? С одной стороны, почти все они — отнюдь не опытные воины, набранные по кабакам и бандам, но с другой — ценный людской ресурс, который можно использовать на благо города. И идея буквально влетела в мою голову в процессе размышлений. Всех пленников собрали на площади, где некогда проходило вече. По периметру выстроились гвардейцы и ополчение из Борок, направив штыки в сторону пленных. Сейчас, без оружия и снаряжения, все они напоминали скорее бедных крестьян, чем воинов полка. Хотя это, наверное, от части правда. Всё же как таковых воинов среди них не было.

— Многие горожане и честные люди желают вашей смерти, — Начал я свою речь с трибуны. — Однако у вас есть шанс искупить свой долг перед Родиной. — Услышав об этом, пленники оживились. — С этого дня вы состоите в народной дружине. Все вы будете распределены в группы по три человека. Эти группы будут разбросаны по городу и станут выполнять самые разные задачи. Начиная с контроля за порядком, заканчивая тушением пожаров и помощи горожанам. Все вы будете носить на рукаве красные повязки, чтобы горожане могли вас узнать. Вам запрещается их снимать, носить любое оружие, кроме короткого копья и любую броню, кроме шлемов. За любой разбой, нападение или другое нарушение, включая попытку скрыть принадлежность к народной дружине или побег последует немедленная казнь без суда и следствия по законам военного времени. — После этих слов по толпе прошёлся испуганный ропот, а многие понурили головы. — На кошт себе зарабатывать будете своим же честным трудом, всячески помогая горожанам, если те нуждаются в помощи. Родина даёт вам последний шанс! —