Трусливая позиция верхов прибалтийских стран привела к тому, что Германия сменила свою тактику в этом регионе. Как отмечал В. Сиполс, учитывая позицию фашистских правительств Эстонии, Латвии и Литвы, придерживавшихся по отношению к Германии все более угоднической политики, гитлеровцы пришли к выводу, что они смогут установить свое господство над Прибалтикой и без применения вооруженной силы. Гитлеровцы стали в Прибалтике на путь так называемой «косвенной агрессии». Внезапно Германия прекратила кампанию о «преследованиях немцев в Прибалтике». Более того, германский посланник в Латвии Коце заявил местным немцам, что «жизнь в Латвии идет в таком же направлении, как и в Германии» и что они «должны быть счастливы, проживая в таком государстве». В германской печати стали писать о тесных связях между Германией и Латвией в «борьбе против коммунизма».

В ответ латвийские руководящие деятели спешили заверить Гитлера в их лояльности к нему. 3 апреля 1939 года Мунтерс писал: «Мы признаем и уважаем громадную роль Германии в нашей части Европы». На празднование 50-летия Гитлера 20 апреля 1939 года в Берлин прибыли по приглашению германского правительства военные руководители Латвии: начальник Генерального штаба Гартманис, генерал Данкер (с 1941 года — глава марионеточного «самоуправления» латвийского «бецирка»), военный атташе Латвии генерал Пленснер (впоследствии начальник латышского легиона СС), подполковник А. Берзинь (после германской оккупации работал в органах «самоуправления» и штабе латышского легиона СС).

К этому времени мир уже месяц жил в обстановке разраставшегося международного кризиса вокруг Данцига. За полгода до его начала Гитлер решил предпринять агрессию против СССР совместно с Польшей. В качестве условия раздела Украины Гитлер потребовал аннексии свободного города Данцига. Тогда, предлагал он, «Германия и Польша могут действовать совместно на Украине». Однако отказ Польши уступить Данциг и согласиться на проведение экстерриториальной дороги через польский коридор показал Гитлеру, что в случае германо-польской кампании германские войска были бы вынуждены действовать на чужой территории, имея весьма ненадежный тыл и довольно ненадежного союзника. Походы для завоевания «жизненного пространства» на Украине и в Прибалтике можно было отложить ради упрочения плацдарма для будущего нападения на Россию. Заявления Германии по Данцигу приобрели угрожающий характер. В этих условиях было очевидно, что Польша не сможет в одиночку отразить возможное германское нападение.

Правительство Польши продемонстрировало политическую слепоту, отказавшись даже рассмотреть вопрос об участии СССР в совместных мероприятиях по отпору гитлеровской агрессии. Польша обратилась за помощью лишь к западным державам, которые также проявляли нежелание привлечь СССР к совместной борьбе против агрессии. 22 марта министр иностранных дел Бек предложил Англии заключить секретное англо-польское соглашение о взаимопомощи. 31 марта 1939 года, выступая в палате общин, Чемберлен заявил, что Англия и Франция «окажут польскому правительству любую поддержку, какая имеется в их распоряжении», если на Польшу будет совершено нападение.

Кризис в польско-германских отношениях, возникший первоначально из-за компенсации за будущую добычу на Украине, перерос в острый конфликт, вовлекавший как крупные державы Европы, так и малые страны. Как и полгода назад, мир вновь оказался на пороге войны.

Латвийские верхи демонстрировали свое верноподданническое отношение к Гитлеру в то время, когда по вине Германии мир вновь оказался на грани войны и в различных странах изыскивались способы обуздания германской агрессии. 15 апреля 1939 года президент США Ф.Д. Рузвельт обратился с личным письмом к Гитлеру и Муссолини с предложением, чтобы они дали гарантии ненападения Германии и Италии на 31 страну мира. Среди них были упомянуты и три прибалтийские республики. Через два дня, 17 апреля, Министерство иностранных дел Германии потребовало от своих дипломатических представителей в большинстве из упомянутых Рузвельтом стран запросить их правительства: 1) «Чувствуют ли они, что им в какой-либо степени угрожает Германия?» и 2) «Поручали ли они Рузвельту вносить свое предложение?»

К 22 апреля большинство запрошенных, включая правительства Югославии, Бельгии, Дании, Норвегии, Нидерландов и Люксембурга, ответили отрицательно на оба вопроса. Румыния ответила загадочно, заявив: «Правительству рейха лучше известно, существует такая угроза или нет».

Как отмечал американский историк У. Ширер, «Латвия сначала не поняла, какой ответ от нее ждут. Вскоре германское Министерство иностранных дел прояснило обстановку. 18 апреля статс-секретарь министерства Вайдзеккер позвонил своему посланнику в Риге и сообщил ему, что «мы не понимаем ответа латвийского министра иностранных дел на наш запрос в связи с телеграммой Рузвельта». В то время как практически все другие правительства уже дали ответы, и, естественно, отрицательные, то господин Мунтерс увидел в этой вздорной американской пропаганде вопрос, о котором он должен посоветоваться со своими коллегами по кабинету. Если господин Мунтерс сразу не ответит «нет» на наш запрос, то мы можем включить Латвию в список тех стран, которые стали добровольными соучастниками господина Рузвельта. Я полагаю, что заявление господина фон Коце (германского посланника) будет достаточным для того, чтобы получить очевидный ответ от Мунтерса». Как замечал Ширер, Вайзекер оказался прав. Из Риги пришел ответ Мунтерса: «Существующее состояние латвийско-германских отношений не дает никаких оснований об угрозе независимости и неприкосновенности Латвии». Еще раньше схожие ответы были направлены в Берлин из Каунаса и Таллина.

28 апреля 1939 года в своем выступлении в рейхстаге Гитлер высмеял обращение Рузвельта и одновременно заявил о готовности Германии подписать договоры о ненападении с рядом соседних стран, включая Швецию, Данию, Норвегию, Финляндию, Эстонию, Латвию. (Литве такое предложение не было сделано, так как, по объяснению немцев, обязательство о ненападении Германии содержалось в германо-литовском договоре о Клайпеде.)

В тот же день Риббентроп вызвал латвийского посланника Криевеня и заявил ему, что заключение договора о ненападении должно привести к «урегулированию всех вопросов, касающихся немецкого меньшинства в Латвии». 2 мая правительство Латвии решило принять немецкие условия.

Подписанию договора предшествовала германская пропагандистская кампания, приуроченная к 20-летию вступления немецких войск в Ригу в 1919 году. В Латвию прибыли ветераны антисоветской интервенции 1919 года. Состоялись торжественные посадки деревьев в «антибольшевистских» рощах. Были открыты «антибольшевистские» памятники. В Лиепаю прибыл германский военный корабль «Бруммер». Генерал Телферс, представитель латвийского правительства на этих торжествах, состоявшихся 22 мая 1939 года, заявил: «Если вновь придет час борьбы, я убежден, что мы снова будем стоять в ней плечом к плечу». В эти дни министр общественных дел Берзинь в беседе с советским полпредом Зотовым говорил, что в Латвии действительно есть люди, особенно из крупной буржуазии, «которые не прочь принять немецкую ориентацию».

7 июня в Берлине состоялось подписание латвийско-германского и эстонско-германского договоров о ненападении. В Латвии ходила шутка: «Теперь Германия может быть спокойна, Латвия на нее не нападет».