Бен Хамади предложил перевести Алисон в его лагерь, где она будет жить с женщинами, пока не придет время отправить ее под конвоем в Алжир. До сих пор Джафар инстинктивно противился предложению, хотя не отвергал окончательно такой возможности. Алисон будет в большей безопасности подальше от поля боя. Но главной и основной причиной колебаний Джафара было сознание, что там, где дело касается Алисон, он теряет способность рассуждать здраво, а неукротимое желание настолько воздействует на его суждения, что он позволяет сердцу управлять разумом. Лучше всего будет разом избавиться от этого опасного влечения, прежде чем он начнет принимать решения, основанные не на интересах племени, а на желаниях непокорной английской пленницы.

Но теперь, когда Алисон так близко подошла к порогу смерти, Джафар не желал ничего и слышать о плане халифа. Бен Хамади может протестовать сколько угодно, но Джафар не поручит ее ничьим заботам. Особенно теперь, когда обязан отдать все силы и решимость, чтобы спасти ее от гибели.

— Но ее нельзя трогать с места, ваша светлость. Даже если… если она не погибнет, все равно будет слишком слаба, чтобы в ближайшее время путешествовать. Я сам позабочусь о ее благополучии.

— Не стоит беспокоиться, брат. В моем лагере за ней будут ухаживать и лечить.

— Я не отдам ее.

Последовало долгое молчание. Халиф сверлил Джафара проницательным взглядом.

— Вряд ли стоит слишком привязываться к чужеземке, брат мой, — мягко предупредил он наконец.

Джафар обернулся к лежавшей без сознания молодой женщине. Чужеземка? Но для него она не чужая. В ее жилах текла такая же английская кровь, что и у него. И они стали любовниками. После близости, которую они испытали в ту ночь, близости, дарованной лишь мужчине и женщине, она была так же знакома ему, как пустыня и горы, которые Джафар называл домом. Алисон, с ее непокорными глазами серого цвета, полная страсти и жизненной силы, несгибаемого духа, притягивавших его и затрагивавших в душе нечто буйное и неистовое. Как ей удалось за несколько недель заставить все, что он считал существенным и важным в жизни, превратить в ничтожно малые величины? А что касается мучительно долгих последних дней… все его надежды на будущее сосредоточились на единственном лихорадочном желании, чтобы она поскорее поправилась, выиграла битву со смертью.

В это мгновение Алисон шевельнулась, пробормотав что-то неразборчивое. Наклонившись над девушкой, Джафар отвел спутанные пряди волос с горячего лба.

— Лежи спокойно, маленькая тигрица, — шепнул он по-английски.

Неожиданно вырвавшиеся нежные слова заставили халифа вновь бросить пронизывающий взгляд на Джафара; тот почувствовал, как Бен Хамади пристально его изучает.

— Ты не думаешь, что вряд ли мудро говорить с ней на ее языке? — неловко пробормотал араб.

Медленно нахлынувшая волна гнева затопила Джафара. Без всякого колебания он смело встретил взгляд халифа.

— Но это успокаивает ее.

Бен Хамади первым отвел глаза. Прошло несколько долгих минут, прежде чем лицо халифа слегка смягчилось. Поднявшись, он, однако, не удержался, чтобы не предостеречь Джафара на прощание:

— Берегись, мой друг, чтобы беспокойство о ее благополучии не заслонило забот о жизни и благоденствии твоего народа. Смотри, чтобы не поставить эту женщину выше нашего правого дела.

Часа два спустя Алисон медленно открыла глаза и увидела, что Джафар сидит у постели, подперев кулаком подбородок.

«Как странно! » — было ее первой смутной мыслью. Она видела сон о том далеком дне в Англии, когда дядя взял ее погостить в роскошное герцогское поместье. Одиннадцатилетняя проказница бросалась желудями в светловолосого незнакомца. Но потом она плакала, а он ее утешал.

Алисон, моргнув, прищурилась, пытаясь получше разглядеть человека в черных одеждах. Нет, это Джафар, свирепый берберский воин, а не золотоволосый англичанин из ее снов.

Но что-то с ним случилось? Голова опущена. Он казался погруженным в размышления, а на плечи словно легло свинцовое бремя.

Медленно, неуверенно девушка протянула дрожащую руку и коснулась его колена. Джафар, мгновенно встрепенувшись, сжал ее ладонь.

— Слава Аллаху, — тихо выдохнул он.

Алисон в полном недоумении наблюдала за Джафаром. Выглядел он ужасно. Глубокие морщины усталости словно были вытравлены на лице, покрытом многодневной щетиной. Она никогда еще не видела его таким.

Но, кроме того, еще что-то в нем изменилось. Он поблагодарил Аллаха на английском языке! Почему вдруг Джафар говорит со своим Богом на ее языке?

Но ускользающая мысль поблекла — слишком была слаба девушка.

— Я… не… умерла… — прошептала она, и собственный голос показался ей карканьем вороны.

Медленная счастливая улыбка осветила лицо Джафара.

— Не умерла.

Все еще стискивая руку Алисон, он дотянулся до ее влажного лба.

— Лихорадка наконец унялась. Как ты себя чувствуешь?

— Пить…

Он поспешно схватил чашку с водой, сдобренной опиумом, и, подсунув руку под ее плечи, поднес чашку к губам девушки.

— Вот, выпей.

Странно, снова подумала Алисон. Неужели они действительно разговаривают по-английски?

Она с трудом сделала глоток, глядя в золотистые глаза Джафара.

— Я… я попала в тебя?

Брови Джафара недоуменно сошлись. Алисон хотела спросить, в него ли она бросалась желудями, но слова не шли с распухшего языка.

— Нет, Эхереш, не попала. А теперь выпей еще.

Алисон послушно сделала еще несколько глотков.

Приказ был сделан по-французски, она уверена в этом. Но какие-то обрывки воспоминаний, переплетавшиеся с ускользающим сном, продолжали кружиться в усталой голове. Джафар был так похож на золотоволосого незнакомца из ее прошлого. Кроме того, он и раньше говорил по-английски. Как-то, увидев Алисон полуобнаженной, он назвал ее прекрасной. И когда ласкал ее той постыдной ночью, некоторые вырывавшиеся у него слова тоже были английскими.

Джафар сказал, что немного знает ее язык, но, казалось, был знаком с ним куда лучше, чем признавался. Вероятно, изучал английский, как и французский, язык своих врагов…

И тут она вспомнила. Вспомнила все страшные события последних недель. План Джафара заманить Эрве в ловушку, ее неудавшийся побег…

Ничего не изменилось. Он по-прежнему намеревается убить Эрве и подвергнуть опасности жизнь любимого дяди Оноре. И во всем виновата она. Если бы удалось ускользнуть…

Алисон закрыла глаза, чувствуя, как слезы собираются за сомкнутыми веками. Она слишком слаба, чтобы встретить ужасное будущее, жить с сознанием собственной вины.

— Спи, маленькая тигрица.

Снова Джафар, его тихий и нежный голос. Она ощутила прикосновение руки, осторожно гладившей лоб, и не подумала отстраниться, лишь молилась о благословенном забытье, вскоре окутавшем ее непроглядной тьмой. Но пока сознание окончательно покинуло девушку, единственная мысль продолжала терзать ей душу: неужели Джафар действительно говорил с ней по-английски?