Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И.Штейнбергу, настойчиво добивавшемуся наказания виновных, Ленин говорил: «Мы что, должны драться с ними?. Именно потому, что матросы демонстрируют свой гнев и угрожают нам, мы не имеем права уступать. Берегитесь, а то в один прекрасный день и мы окажемся жертвами матросов».
7 января 1918 года Совнарком, заслушав доклад наркомюста Штейнберга, поручил ему «в кратчайший срок проверить основательность содержания в тюрьмах политических заключенных, всех же, кому в течение 48 часов не может быть предъявлено обвинений, освободить». Не удовлетворившись этим, левые эсеры подняли вопрос о привлечении в комиссию по расследованию убийства «представителей от Центральных комитетов всех партий». Следы убийства, естественно, привели в отряд матросов-анархистов, расквартированный во 2-м флотском экипаже, которым командовал старший брат А.Г. Железнякова Г.Г. Железняков. Как было выяснено, идея расправы над министрами родилась у матросов-анархистов спонтанно, под влиянием алкоголя и желания “ускорить мировую революцию”.
Разгон Учредительного собрания и творимое в Петрограде беззаконие матросов фактически одобрил 3-й Всероссийский съезд Советов, собравшийся 10 января. Началу его работы предшествовало исполнение оркестром моряков «Интернационала». От имени моряков съезд приветствовал встреченный на “ура” А. Г. Железняков, который в красках рассказал о разгоне “Учредилки” и подкрепил рассказ следующим левацким заявлением: “Мы просто и коротко, чтобы вконец сломить сопротивление воронов трудового народа, готовы расстрелять не единицы, а сотни и тысячи; я уверен, что мы не покинули бы Учредительное собрание до тех пор, пока там не пролилась бы наша кровь; за это мы и шлем Учредительному собранию свое презрение”. После речи Железнякову была устроена бурная, длительная овация, сопровождаемая возгласами: “Да здравствует революционный флот!”. Эти аплодисменты съезда означали также в значительной степени сворачивание расследования по громкому делу, в котором были замешаны матросы 2-го Балтийского экипажа и которое потрясло тогда всю Россию: убийство матросами в ночь с 6 на 7 января в Мариинской больнице видных российских общественных деятелей — бывших министров Временного правительства А.И. Шингарева и Ф.Ф. Кокошкина.
Обстановка в отношениях между матросами и большевиками была весьма напряженная. В.И. Ленин понимал, что матросский бандитизм следует, как можно скорее остановить, иначе это могло погубить саму новую власть. С другой стороны, у большевиков еще не было реальной силы, чтобы противостоять матросам. Приходилось идти на компромиссы и пытаться решать вопросы на личных переговорах. Поэтому, когда кто-то из осведомителей позвонил из экипажа в Смольный и сообщил, что анархиствующие матросы поймали трех случайных офицеров и хотят устроить над ними публичную казнь, В.И. Ленин понял, что далее терпеть беззаконие нельзя. Он велел В.Д. Бонч-Бруевичу с рабочими комиссарами и популярным тогда среди матросов поэтом Демьяном Бедным поехать в экипаж и не допустить кровавой расправы, которая бы запятнала новую власть. В.Д. Бонч-Бруевич пишет, что они договорились с А. Г. Железняковым и экипажным комитетом о доставке “подозрительных офицеров” на следующий день в Смольный «для следствия». На самом деле поездка Бонч-Бруевича лишь спровоцировала матросов. Они сами провели «следствие», согласно которому, двоих офицеров расстреляли, и бумаги об этом отправили в Смольный. Расстрел, по рассказу третьего офицера, был произведен после диких издевательств над арестованными. Третий офицер остался в живых исключительно благодаря деньгам своих родственников и знакомых, по адресам которых его возили матросы 2-го Балтийского экипажа. Этого офицера, как важного свидетеля, Смольному с помощью своих сторонников-матросов удалось тайно вывезти к себе, но после телефонных угроз «братвы» его пришлось спрятать под чужой фамилией в Петропавловке.
По воспоминаниям В.Д. Бонч-Бруевча, Г.Г. Железнякова ("Жоржа") он нашел в состоянии наркотического опьянения и добиться ничего не смог. При этом 2-й Балтийский экипаж наотрез отказался выдавать и убийц министров матросов О. Крейса и Я.И. Матвеева, а потому оба к суду привлечены так и не были под предлогом, что «не были разысканы».
Обстановка накалилась до предела. Матросы митинговали, обзывая большевиков последними словами, и вполне серьезно собирались захватывать Смольный. Одновременно, как пишет В.Д. Бонч-Бруевич, были мобилизованы силы Смольного: отряд латышей, “самых стойких комиссаров” из рабочих, с десятью пулемётами отправленных в близлежащие к экипажу дома. Сам Смольный приготовился к обороне. Не исключалось, что разъяренные матросы попытаются его захватить. Были приняты меры по обработке команды “Авроры” и других кораблей, стоявших на Неве, чтобы заручиться от них хотя бы нейтралитетом. Многое зависело и от позиции лидера анархиствующих матросов А.Г. Железнякова. Поставленный ходом событий перед альтернативой, что ему ближе — задачи мировой революции или власть в районе Благовещенской площади (ныне площади Труда), где располагался 2-й Балтийский экипаж, он, после определенных колебаний выбрал первое. Впоследствии именно этот поступок обеспечить А. Г. Железнякову почетное место в пантеоне павших за Советскую власть героев революции. Железняков-младший с частью матросов, под свист остальных, покинул экипаж и прибыл в Смольный. В обстановке внутреннего конфликта в самом 2-м Балтийском экипаже, уже не могло быть речи о его выступлении против большевиков в столице. Поэтому часть наиболее активных матросов во главе с “Жоржем” выехала на Украину, чтобы делать там уже собственную “матросскую революцию” и сражаться с занявшими Украину германскими войсками. При этом часть отъезжавших удалось разоружить на Николаевском вокзале отряду под руководством присланного В.Д. Бонч-Бруевичем матроса-большевика М.Д. Цыганкова.
Что касается позиции относительно столкновения Смольного со 2-м Балтийским экипажем, то основная часть матросов из Гельсингфорса и Кронштадта, а так же Морской наркомат во главе с П.Е. Дыбенко, то она была нейтральной. Да и сам Смольный искал точки соприкосновения с матросами на почве признания «идейного анархизма», который в это время выступал союзником