Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зашибись, что за прелесть…
Прекрасная мороженщица его детства, ожившая во плоти.
Иннокентий Краузе повернул голову – набирая номер жены, он повернул голову, что-то заставило его это сделать. Там, на светофоре возле Кузнецкого Моста. Он увидел знакомую машину – «Мерседес» Шеина, остановившийся у ресторана пятизвездочного отеля на углу. Увидел своего босса, помогавшего выбраться из машины какой-то женщине в розовом платье со светлыми волосами, как у куклы Барби. Это была Василиса, и она улыбалась, и Шеин тоже улыбался и выглядел очень оживленным и счастливым. А потом он махнул рукой, и «Мерседес» тронулся с места, оставляя их вдвоем. Шеин обнял Василису за талию, и, продолжая о чем-то болтать, они направились ко входу в отель. Швейцар распахнул перед ними двери.
У Иннокентия Краузе потемнело в глазах. На дисплее мобильного всплыл номер жены – шло соединение. Краузе выключил мобильный.
Направляясь к Марку, Катя подумала: а что этот тут делает? А потом другая мысль возникла, заслоняя собой все: как же так, мы забыли спросить самое главное – где именно в доме располагается квартира Августы Маньковской?
Отчего именно это должно быть во всех этих разговорах, во всей этой информации «самым главным», Катя пока что не представляла. Но это вспыхнуло в мозгу яркой вспышкой, едва лишь она увидела ЕГО, выходящего из соседнего подъезда.
Вокруг нее, Августы, всегда вертелись всякие-разные… она любила молодых…
Мало ли кого любила та старуха… она давно мертва…
А потом Катя вспомнила, что точный адрес и план квартиры имеются в старом уголовном деле. Это уже хорошо, кто знает, а вдруг пригодится.
– Привет, Марк, ты как здесь оказался? – Катя постаралась, чтобы тон ее звучал как можно более непринужденно и радостно.
Оглянулась: полковники уехали, интересно, что они подумали? Не стали ей мешать работать с новым фигурантом?
– Привет, вот нечаянная встреча. Что, все на службе? Как это у вас называется – отработка прилегающей территории? – Марк усмехнулся. – А те два хмыря – коротышка и толстяк, они кто такие?
Слышали бы Гущин и Елистратов свои характеристики!
– Это мои коллеги, Марк.
– Дядьки-менты, а я уж подумал, у тебя кавалеры такие, – пожалел тебя, честное слово.
– С чего-то вдруг?
– Престарелые, с такими только время зря тратить.
– Марк, что ты тут делаешь? – Катя смотрела на него, улыбалась, а сама думала: вот язва, еще издевается.
– Я обязан отвечать?
– Да, обязан. В рамках расследования дела об убийстве, о двойном уже убийстве в этом вот здании, – она кивнула на универмаг, крыша его виднелась за тополями, – все обязаны.
– Я не отказываюсь. Только кое-что взамен.
– Что, опять стихи свои прочтешь?
Вероятно, это вышло нарочито грубо. Он достал брелок, нажал на пульт и открыл шеинский «Мерседес».
– Возможно, садись, по дороге и допросишь меня с пристрастием. Пистолет-то свой не забыла?
– А как же, – Катя, секунду, всего единую секунду поколебавшись, села в машину. – Расстрел на месте при попытке к бегству.
– А я от тебя не убегу, видишь, сам сдался, – Марк лихо развернулся. – Куда? Ко мне или к тебе? Домчим по-быстрому, с ветерком!
– Нет, – сказала Катя. – На этот раз шутки в сторону. Где твой работодатель Шеин?
– Развлекается старичок. Женщина – услада воина, оттягиваются по полной, я ясно выразился?
– Вполне. А что ты делал в этом доме?
– Тоже развлекся маленько с девчонкой своей, – Марк смотрел вперед. – Девятнадцать лет, ноги от ушей, сиськи пятый размер, натуральная блондинка. Такие кульбиты в койке выделывает, я просто тащусь.
– Номер ее квартиры?
– А я не помню номера, могу показать. Пошли, поднимемся к ней, а?
– Ее имя и фамилия?
– Фамилии не знаю, зовут Наташка, а может, и не Наташка, может, Лидка, может, Надька…
– Два последних имени – Лидия и Надежда – это имена убитых в универмаге женщин в июле восьмидесятого.
– Что?
– Ничего, ты сказал сейчас, а я просто отметила интересное совпадение.
– Ага, зафиксировала, понятно. И что? То дело мне пришить хотите? Я тогда в кубики играл.
– То дело прошлое, а это дело… настоящее, Марк. Мы ищем убийцу.
– Да пошла ты, – он отвернулся. – Они ищут… Она ищет! Что ж ищете так, что уже двух баб, как вшей, задавили… Ни черта вы не ищете, ничего вы не можете.
– А почему ты не хочешь мне помочь?
– А с какой стати я должен ментам помогать?
И Катя не нашлась что ответить. Вся эта туфта про «долг гражданина», про «торжество справедливости» – с ним, с этим гангстером… с этим вышибалой…
– Ладно, как хочешь, – сказала она тихо. – Просто я подумала, что ты способен мне помочь, как мой друг, как человек, который неплохо ко мне, лично ко мне относится.
– Лично к тебе я хорошо отношусь, – сказал он. – Даже больше скажу… мы могли бы стать друг для друга… Не знаю, не зря же меня всего тогда как током тряхнуло, когда я тебя впервые увидел. Ты красивая, ты очень красивая девчонка… мечта поэта… Только тебе это не нужно. И я тебе до фонаря. Разная у нас жизнь, и вообще все разное.
– Запад есть запад, восток есть восток, им не сойтись никогда.
– Что?
– Это Киплинг, поэт такой английский. Им не сойтись никогда… лишь у подножья престола божья в день Страшного суда, – Катя положила руку ему на запястье.
И он замолчал, затих.
– Про ваш универмаг ходят совершенно ненормальные слухи, – сказала она, помолчав. – Вот мы сейчас от свидетельницы одной, так она нас все допрашивала – верим ли мы в бога и в дьявола. У последнего, мол, много обличий.
– Это бабка с клюкой с пятого этажа, то ли вдова, то ли дочка генеральская? – спросил Марк. – Она как-то явилась, когда шеф мой сюда приехал, прикандехала в универмаг, разглагольствовала. Они раньше с шефом встречались, много лет назад.
– Шеин никогда при тебе не упоминал Августу Маньковскую?
– Нет, никогда.
И по тому, как он ответил, Катя поняла, что он… нет, не солгал, но и правды не сказал.
– В молодости твой Шеин часто захаживал в этот дом именно к ней, к старой балерине, возможно, даже был ее любовником. А в один мартовский день ее нашли в собственной спальне – задушенной.
– Я тебе сказал – я в те времена в кубики играл, в паровозики. Ну, что ты от меня хочешь, Катька?
Катька… в его устах это звучало не дерзко, не грубо, но и не нежно, а как-то особенно… Эх, Катька-Катька, Катюшка, Катерина…