Пруссак наклонился, упершись в колени, и перевел дух.

– Что теперь?

Иоганн огляделся, мысли еще путались в голове.

– Теперь разыщем их.

– И откуда начнем?

* * *

Мартина Никхорна била крупная дрожь. В комнате стояла мертвая тишина.

Служитель взял кузнечные клещи и приложил обвиняемому к груди. Тот в ужасе уставился на палача.

– Сейчас они холодные, но я раскалю их и начну кусками срывать с тебя мясо.

Никхорн заметался, охваченный животным страхом.

– А потом сделаю так…

Осторожно, даже с некоторой нежностью, палач прикусил клещами его сосок. Старик закричал.

– Нет, прошу вас… я признаюсь, во всем признаюсь!

Отец Бернард поднялся с довольным видом.

– В чем ты признаешься?

– Во всем, что захотите!

– Мы хотим слышать конкретные признания!

Никхорн озирался в панике. Он не знал, что ему говорить.

– Так ты признаешь, – помог ему Бернард, – что служишь дьяволу…

– Да, я служу дьяволу! Он мой господин и хозяин! – завыл Никхорн.

– И ты признаешь, что намеренно заразился болезнью, дабы осквернить ею добрых христиан и приобщить их к учению Люцифера?

– Да, – ответил Никхорн, – и это правда. Это я всех заразил, всех до единого! – и заплакал.

– Ну? – Бернард повернулся к Элизабет и Йозефе. – Вам есть что сказать мне?

Девушка напряглась до предела, казалось, еще немного, и ее разорвет. Ее прошиб пот, и в то же время по спине бежали мурашки. Она смотрела на обрюзгшее лицо доминиканца, видела пустоту в его глазах. Ею овладело ощущение неминуемой гибели, словно она оказалась перед чудовищем, готовым проглотить ее.

– Повторяю вам, мы сами не знаем, где они. – Голос у Йозефы дрожал, от страха или от злости – она и сама не знала.

Фон Пранк наклонился к Бернарду и что-то шепнул ему на ухо. Доминиканец усмехнулся и кивнул.

– Отвяжите обвиняемого, – распорядился он, – и бросьте в яму до окончания процесса.

Бернард поднялся, подошел к яме и оглядел жавшихся там людей, словно выбирал поросенка на рынке. Потом по лицу его скользнула улыбка. Он погладил вспотевший подбородок и показал на маленькую девочку.

Викторию Анабель фон Бинден.

– Ее, – сказал он удовлетворенно.

Граф загородил собой дочь, в глазах его читалась решимость. Двое солдат сразу направили на него алебарды.

– Отойди, или мы проткнем тебя и сами вытащим девчонку, – прорычал один из них.

Граф словно и не слышал его, еще крепче прижав к себе дочь. Второй солдат приставил острие алебарды к его груди и надавил. По рубашке расползлось красное пятно. Граф вскрикнул и машинально выпустил девочку. Солдат придавил его алебардой к земле.

Все происходило как в кошмарном сне, от которого невозможно было пробудиться.

– Не трогайте девочку, мы ничего не знаем! – закричала Элизабет. – Это правда!

Фон Пранк взглянул на нее со скучающим видом. Бернард покачал головой.

– Что ж, весьма прискорбно. Для малютки.

Он кивнул солдату, и тот знаком велел девочке лезть в корзину.

Виктория посмотрела на отца, который корчился от боли, прижатый алебардой. Потом подняла глаза на солдата и медленно влезла в корзину.

Иоганн лихорадочно огляделся. На площади перед собором не было ни души – должно быть, все прятались по домам.

Что теперь? Где им искать Элизабет и Йозефу? Где располагались тюрьмы инквизиции?

Не раздумывай над тем, чего не знаешь.

Иоганн закусил губу. Снова огляделся: у некоторых надгробий мерцали свечи, словно одинокие души в море тьмы.

Подумай над тем, что тебе известно.

Над головой темнело вечернее небо. Собор Святого Стефана каменным монолитом высился в сумерках, словно стремился продавить своей массой маленькую часовню.

Маленькая часовня.

Часовня добродетельной Магдалины.

Отец фон Фрайзинг.

Здесь я чувствую себя ближе к Господу, чем во всех этих дворцах.

– У меня есть идея, – сказал Иоганн и побежал через кладбище к часовне.

Он взбежал по ступеням и отворил тяжелую дверь.

В часовне было темно, горели всего несколько свечей. Лист подождал пару мгновений, пока глаза не привыкнут к полумраку. Деревянные скамьи пустовали, лишь в первом ряду застыла фигура.

– Святой отец? Брат фон Фрайзинг? – окликнул ее Иоганн.

Фигура не шевельнулась.

* * *

Бернард вернулся за стол. Базилиус усердно записывал, а фон Пранк тем временем задумчиво рассматривал Йозефу и Элизабет. «Если Бернард ничего из вас не вытянет, я сам возьмусь за дело. У меня все начинают говорить».

Кроме одного.

Генерал нахмурился. Элизабет смотрела, как солдаты поднимают из ямы девочку. Наконец, сглотнув, она в отчаянии спросила Йозефу:

– Что же нам делать? Ведь мы должны что-то сделать…

– Предоставь это мне, – ответила Йозефа. Ее взгляд был полон решимости.

– Йозефа, только не…

– Говорю же, предоставь это мне.

Когда Викторию подняли, она жалобно заплакала.

Палач шагнул к девочке. Рядом с ней он походил на огромного медведя; одна его ладонь была величиной с ее лицо.

– Это я во всем виновата! – закричала Элизабет что было сил.

В комнате повисло напряженное молчание. Все взгляды обратились к ней.

– Отпустите девочку! Это я принесла болезнь в город, это из-за меня началась эпидемия!

Палач неуверенно взглянул на Бернарда.

– Послушай, милая, – произнес тот нарочито добрым голосом. – Нам и так все известно. Спрашиваю в последний раз: где Иоганн Лист?

Элизабет понимала, что на этот вопрос она ответить не сможет. Даже если б она знала, то ни за что не выдала бы Иоганна.

Бернард словно прочел ответ по ее глазам.

– Продолжай, – приказал он палачу.

* * *

– Святой отец?

Иоганн медленно прошел вперед. Человек на скамье шевельнулся, повернул голову, но Лист не мог разглядеть его лица. Время тянулось бесконечно долго. Если это не…

– Иоганн? – Человек поднялся со скамьи.

– Черт возьми, это и впрямь вы, – воскликнул Иоганн.