За плечами наших французских коллег уже была работа с Роланом Пети, мы встречались с ними на гала Ролана Пети в Японии, или на уникальном проекте «Ролан Пети рассказывает», который Пети привез в Москву и в котором мы с Николаем Цискаридзе участвовали. Они с убежденностью спрашивали нас:

– Наверное, вы ужасно работали с Пети, он же невыносимый?

– Нет, – отвечали мы, – мы работали потрясающе! Мы работали в большой любви.

И это правда. Однажды Пети сказал мне:

– У вас тут есть небольшой выход, но это ерунда – вы просто выходите и снимаете пеньюар.

– Да, но я должна понять, как я выхожу и как я снимаю этот пеньюар.

– Пожалуйста! – Пети был в хорошем настроении и попросил поставить музыку моего выхода.

Он показал мой выход, потом сделал паузу и сказал:

– О, тут еще есть музыка! Хорошо, встаньте в арабеск… Нет, не надо вставать в арабеск.

Я включилась в его игру и сказала:

– Пожалуйста, оставьте арабеск, это прекрасно!

– Вам хочется арабеск? – сказал он. – И пожалуйста! Делайте арабеск.

Вот так шла работа. Потом он сказал:

– О, есть еще музыка?

Потом еще музыка, потом еще…

Так родился один из самых дорогих для меня фрагментов роли, где появляется совсем другая Графиня. Он дал мне понять, что ничего бытового в этой роли и в этом балете быть не должно, потому что его персонажи существуют над реальностью. Именно это существование над реальностью дает возможность исполнителям главных партий говорить о чем угодно. Это большое счастье и большая редкость, когда на сцене балетный артист (а он всегда зависим) получает хореографию, в которой он может высказываться. И это счастье досталось нам с Николаем, как один из самых больших даров на всю нашу творческую жизнь.

Думаю, что у каждого произведения, как и у каждого человека, есть некий промыслительный путь, и у меня глубокая уверенность – «что творчество совершается в сердце и на небесах». Пети работал невероятно интересно, и я ловила себя на мысли, что с одной стороны – участвую в процессе, а с другой – наблюдаю за этим со стороны. Мне всегда любопытно было наблюдать, как разные хореографы воплощают свой замысел в движениях. Кто-то приходит с готовым текстом, как Джиллиан Линн – известный английский хореограф, которая работала со многими звездами балета и ставила танцы в знаменитых мюзиклах «Кошки» и «Фантом». Во время нашей работы она просто попросила меня пробежать по залу и показала мне траекторию. Не показав своего удивления, я пробежала, а потом поняла: она сначала хочет увидеть рисунок передвижения персонажа по сцене, а после наполнить его движением.

И вот – Ролан Пети. Ему семьдесят семь лет, он абсолютно молод, искрометен, полон чувства юмора – они перебрасываются шутками с Николаем Цискаридзе на французском, смеются. И в то же время Пети очень серьезен. Он слегка намечает движения, которые предлагает танцовщику, его тут же подхватывает ассистент и показывает это движение физически. Хореограф смотрит, поправляет. Но самое удивительное: когда показанная комбинация объединяется с музыкой – становится понятно, что она стопроцентно музыкальна! Уникально, как внутри него звучит музыка! Сам Пети признался, что никогда не знает, что будет происходить на репетиции, какую он придумает комбинацию или поддержку. Все рождается в атмосфере, все рождается сиюминутно. Так же гениально он подошел к созданию внешнего образа моего персонажа. Когда мы репетировали, в мастерских Большого театра уже шились очень красивые и массивные костюмы итальянской художницы Луизы Спинателли. Удивительным образом судьба свела нас заочно. На своем первом творческом вечере я танцевала дуэт английского хореографа Уэйна Иглинга «Павана» на музыку Равеля, который он поставил для себя и итальянской балерины Карлы Фраччи, и потом подарил мне. Чтобы сшить костюм для этого дуэта, я ориентировалась на видеозапись с танцем Карлы Фраччи. Как оказалось, Карла Фраччи танцевала в костюме художницы Луизы Спинателли, которая стала автором моих костюмов в балете «Пиковая дама». Когда это заочное знакомство обнаружилось в наших разговорах, она спросила: «А у вас была золотая тесьма на талии?» – «Да». – «Это не я рисовала. Это Карла придумала…»

На репетиции к Ролану Пети я приходила в черном купальнике с высоким горлом, трикотажной длинной юбке и в мягких танцевальных полуботиночках. Хотя на первой репетиции Пети сказал, что у меня обязательно должны быть атласные ленты: пусть мягкие туфли, но обязательно с лентами, которые обертываются вокруг ножки балерины. В один из дней Луиза Спинателли пришла к нам на репетицию и села рядом с хореографом. На коленях у художницы лежал чистый лист бумаги. Пети показал на меня и сказал:

– Видишь, она в черном купальнике, ей идет черный цвет – сделай ей черный костюм. Видишь, она в трикотажной юбке, ей идет эта юбка – сделай ей такую юбку.

К концу репетиции я увидела дивный, простой, но совершенно гениальный рисунок художницы. И спросила Пети:

– А что же мне делать с обувью?

– У вас прекрасная обувь, – ответил он, – танцуйте так.

Это умение гения разворачиваться в другую сторону, останавливая выбор на лучшем варианте, присуще Ролану Пети абсолютно. Спектакль придуман – гениально: и появление персонажей бала – фигуры появляются из-за колонн – просто и неожиданно, и два бала – белый и красный. Ведь придуман «образ» бала, «образ» игорного дома – и это намного обобщеннее и интереснее, чем ставить просто сцену бала. Танцуя в этом спектакле, я не переставала удивляться ему и смотреть со стороны – как это здорово сделано!

Балет «Пиковая дама» стал успехом не только хореографа и не только исполнителей. Конечно, приятно и ценно то, что он был отмечен многими премиями – и премией «Золотая маска», и Государственной премией. Но самое главное – балет «Пиковая дама» стал абсолютным успехом труппы Большого театра, потому что этот спектакль был поставлен гением хореографии для этой труппы, труппы Большого театра!

Очень жаль, что этот балет практически не участвовал в гастролях Большого театра. Мы танцевали его в Париже на юбилее Ролана Пети, и это было особое событие: возвращение Николая Цискаридзе на сцену после тяжелейшей травмы и триумф Ролана Пети; и в Лондоне – с огромным успехом!

Мое восхищение этим спектаклем встает в один ряд с непрекращающимся восхищением всем творчеством гения балетного театра – Роланом Пети. И мой глубокий поклон памяти Ролана Пети, памяти выдающегося хореографа, который сделал такой невероятный подарок для нас – русских танцовщиков – Николая Цискаридзе и Илзе Лиепа.

В нашей балетной актерской семье часто смотрели разные балеты Большого театра в исполнении не только нашего отца, но и других танцовщиков. Но так случилось, что первый раз Майю Плисецкую в ее авторских вечерах, которые включали в себя Кармен-сюиту, и «Гибель розы», я увидела достаточно поздно, в тринадцать лет. Этот вечер был совершенно незабываемым! Я помню все: как сидела очень близко к сцене в актерской ложе «Б», какое невероятное впечатление я получила от глаз этой восхитительной актрисы и грандиозной балерины. Выросшая на спектаклях отца и, казалось бы, привыкшая к гениальным актерским проявлениям на сцене, я была потрясена тем, как женщина-актриса может владеть зрительным залом, быть немыслимо интересной и заставить вас забыть о том, что вы на балетном спектакле, потому что «танцевание» уходило на второй план. Это был разговор, это была роль, это было грандиозное впечатление, и самое яркое – ее глаза!