В 13.20 Швигер записал в бортовом журнале: “Впереди и справа по курсу – четыре трубы и две мачты парохода, идущего в нашу сторону под углом (идет с зюйд-зюйд-веста, курс на Гэлли-Хед). Должно быть, большой пассажирский пароход”29.

Погрузившись на перископную глубину, Швигер скомандовал идти на максимальной скорости – 9 узлов – и взял курс, “сходящийся с курсом парохода”. Впрочем, до корабля было еще далеко. Когда до лайнера оставалось две мили, он отклонился от курса и взял другой, так что разрыв стал еще больше. Швигер, чьи планы снова сорвались, записал: “Теперь, даже если лететь на полном ходу, не осталось никакой надежды подобраться поближе и напасть”.

Тем не менее Швигер пошел следом, как до того – за крейсером “Джуно”, на случай, если лайнер вдруг еще раз сменит курс и снова возьмет такой, при котором они сойдутся.

Он подозвал к перископу штурмана Ланца, чтобы тот взглянул. Зачем это ему понадобилось, непонятно. Это был один из самых заметных в международных водах корабль, удача, какой поискать. Швигер был близок к отчаянию, а один этот корабль позволил бы ему набрать лучший месячный тоннаж за всю войну.

День по-прежнему стоял поразительно ясный и тихий, поэтому Швигер не мог долго держать перископ над водой, ведь его могли заметить вахтенные корабля-мишени или, того хуже, патрульного миноносца. В столь ясную погоду и при столь спокойном море шансов удрать было мало. Ему уже приходилось дважды отказываться от нападения – помешал след, который перископ оставлял на ровной морской поверхности. Одна потенциальная мишень, пароход Королевской почты, повернула в его сторону, явно намереваясь протаранить субмарину, так что пришлось быстро погрузиться и уходить на полном ходу.

Ланц вошел в кабину управления. Приблизительно в тот же момент произошло нечто такое, что Швигер счел равносильным чудом.

На мостике “Лузитании” капитан Тернер пытался разрешить задачу, с которой никогда не сталкивался, несмотря на весь свой долгий морской опыт. Если верить утренним радиограммам, субмарины были впереди, прямо по курсу, и позади.

Вдобавок перед ним возникла проблема, связанная с расчетом времени. До Ливерпуля по-прежнему оставалось около 250 морских миль. На входе в гавань его ожидала печально известная отмель Мерси, пройти которую он мог лишь во время прилива. Если прибавить ходу и пойти на высшей скорости, какую можно развить при трех работающих кочегарках, делая 21 узел, он придет туда слишком рано. Останавливаться никак нельзя, а значит, ему придется кружить по Ирландскому морю, созывая дымом, идущим из трех действующих труб, все субмарины, какие только окажутся в радиусе двадцати миль.

Была тут и еще одна трудность. Время только перевалило за полдень. С какой бы скоростью Тернер ни шел, в конце концов ему придется идти по проливу Святого Георга ночью, когда в любой момент может сгуститься туман. Вышло так, что, проведя все утро в тумане, Тернер отчасти утратил точное представление о том, где он находится. Плюс к этому добавлялось еще одно обстоятельство: значительная, более обычного, удаленность от берега – около 20 миль, тогда как в хорошую погоду он мог подойти совсем близко – на милю от него.

Тернер вызвал на мостик двух старших по званию офицеров, штатного капитана Андерсона и старшего помощника Джона Престона Пайпера, чтобы посоветоваться, и после долгих размышлений решение было принято. Первым делом надо точно определить свое местоположение. Берег Ирландии уже виден, однако расстояние до него трудно оценить точно. Тернер, будучи моряком старой закалки, любил пользоваться так называемым способом траверзного расстояния. Для этого требовалось идти вдоль берега на постоянной скорости, а тем временем старший помощник Пайпер должен был взять четыре пеленга, пользуясь одной-единственной вехой на берегу, в данном случае – маяком на вершине Олд-Хед.

Определив свое точное положение, Тернер намеревался поддерживать скорость 18 узлов, чтобы подойти к устью Мерси рано утром следующего дня, как раз тогда, когда можно будет войти в гавань не задерживаясь. Хотя при трех действующих кочегарках можно было разогнаться и до 21 узла, выбранная им скорость все равно была выше, чем у любого из ходивших тогда торговых кораблей, и заведомо выше, чем у любой субмарины. Кроме того, Тернер собирался в тот день сменить курс, чтобы подойти ближе к берегу, – таким образом ему удалось бы пройти вблизи Конинбегского плавучего маяка до входа в самую узкую часть пролива Святого Георга. Он понимал, что это противоречит указаниям Адмиралтейства, в соответствии с которыми капитанам следовало проходить маяки и прочие навигационные вехи, “держась середины пролива”. Но Адмиралтейство сообщило, что субмарины находятся в 20 милях к югу от маяка, и любой мореплаватель, проходящий этот 45-мильный участок, счел бы данное место серединой пролива. Следовать указаниям Адмиралтейства было равносильно тому, чтобы идти прямо к поджидающим корабль субмаринам.

Около 13.30 капитан Тернер дал команду штурвальному повернуть вправо, чтобы вывести корабль на курс, параллельный берегу, и дать возможность Пайперу взять первый из четырех пеленгов30. Этот поворот и несколько смен курса перед ним убедили пассажиров в том, что Тернер ведет корабль зигзагом, чтобы избежать встречи с субмаринами, хотя на деле это было не так. Очертания береговой линии были таковы, что пассажирам, как ни парадоксально, могло показаться, будто они поворачивают в открытое море.

Лежа с корью в изоляторе, Роберт Кей всматривался в иллюминатор31. Мальчик из Бронкса, покрытый сыпью, в жару, смотрел, как мир проплывает мимо, – других развлечений у него не было. Снаружи было солнце и сверкание, ярко зеленел ирландский берег. Но тут корабль начал поворачивать вправо, и, к его величайшему разочарованию, земля стала пропадать из виду.

В то утро “король шампанского” Джордж Кесслер выполнил свое обещание поговорить с капитаном Тернером о том, чтобы включить пассажиров в учения на корабле. За беседой они курили.

Кесслер писал: “Я предложил давать пассажирам билеты с номером, обозначавшим шлюпку, в которую им следует садиться, если произойдет что-то нежелательное, и сказал, что, как мне представляется, эта мера поможет избежать сложностей в случае беды”32.

Тернер ответил, что такая мысль возникала после гибели “Титаника”, но “Кунард” отказался от нее как от “непрактичной”. Он добавил, что у него нет полномочий ввести данную практику самостоятельно, не получив предварительно добро от подразделения торговли Адмиралтейства.

Разговор переключился на “опасность торпед, которую ни один из нас не считал сколь-нибудь существенной”, вспоминал Кесслер. Возможно, Тернер преуменьшил собственные опасения, чтобы успокоить Кесслера.

Как раз в тот момент, когда штурман Ланц явился в кабину управления U-20, Швигер увидел, как огромный пароход снова меняет курс, на сей раз забирая вправо33. “Он шел прямо на нас, – рассказывал Швигер Валентинеру. – Более идеального курса выбрать он не мог, даже попытайся он намеренно предоставить нам верную возможность для стрельбы”.

Это произошло в 13.35. Судя по теперешнему курсу, корабль шел в Куинстаун. Швигер решил подойти к нему спереди, под прямым углом. Он скомандовал “полный вперед”, и следующие двадцать пять минут U-20 неслась пересекающимся курсом, а корабль постепенно рос и рос в видоискателе. “Сделав быстрый бросок, мы ждали”, – рассказывал он Валентинеру.