Эдвард на секунду задумался и, поразмышляв, сделал вывод: «Не хочу, чтобы у меня попа отвалилась. Не буду на улице какать».

Ура! Победа! Мелочь, а как же приятно!

– Можно спать как бобака?

– Нет!

– Я хочу как бобака!

– Ну, мои собаки не спят на полу, – сказала я. – Мои собаки спят со мной в спальне, на кровати. Так что если ты моя собака, то пойдем ложиться на кровать, как и другие собаки.

– Я бобака.

– Ага, точно, ты собака, пойдем ложиться спать на кровать, пойдем в мою комнату, окей?

– Как бобаки?

– Ага.

– Окей. А мультики?

– Собаки мультики не смотрят, – мстительно заявила я, хотя это была оплошность с моей стороны, ведь только мультики могли дать мне небольшую передышку от этого кошмара. И какого черта я пытаюсь последовательно продолжать эту глупую игру в собаку? Вот до чего доводят дети! Тебя затягивает в этот омут безумия, где доводы разума и здравого смысла не работают, так что очень скоро ты замечаешь, что ведешь с ребенком совершенно бессмысленный и беспощадный спор о какой-то ерунде, ведь, ЧЕРТПОДЕРИ, ты обязана ДОКАЗАТЬ этому мелкому засранцу, что ты ПРАВА, и ты пойдешь на все, чтобы доказать свое превосходство хотя бы один раз за долгий день!

В какой-то книжке я однажды прочитала, что надо быть разборчивым в споре с ребенком и уступать ему, если вопрос не такой уж и принципиальный. Разве так уж важно, если ребенок настаивает, чтобы молоко наливали в синюю кружку, а сок – в красную? Какая разница, если они хотят идти на прогулку в разнопарой обуви? Да никакой, вообще все равно. Просто… иногда… так хочется, чтобы было по-твоему. Тебе просто хочется разочек победить в споре с ним, хотя бы один раз. Ведь ты всю дорогу только и слышишь «НЕТЬ! НЕ БУДУ! НЕ ХОЧУ!». А ведь ты подтираешь им попу и двадцать минут доказываешь, что надо надеть штанишки, а тебе заехали в лицо деревянным кубиком в ответ на просьбу не совать тебе в лифчик этот самый деревянный кубик, потому что тебе неприятно и больно. Иногда тебе важно хоть раз доказать свою правоту, просто чтобы почувствовать себя чуть-чуть лучше и чтобы было ясно, кто из вас здесь главный.

Я сдалась, конечно же, и включила телевизор. Все-таки Бог все видит, иначе как объяснить, что вечернюю сказку на этот раз читал Том Харди. На нем был жуткий свитер, но после такого утомительного дня Том Харди в любом виде был усладой для моих утомленных очей.

Перед сном Эдварда еще раз выкупала, как полагается, – вот в этом вся я, неугомонная в своем желании создать мягкую и успокаивающую атмосферу отхода ко сну, дала ему молоко не в бутылочке, от которой он наотрез отказался, а в стакане, как взрослому. Конечно же, молоко было пролито, ибо какая дура наливает молоко до краев в стакан ребенку (к счастью, опытная и заботливая Ханна предоставила множество смен одежды), так что после очередной помывки я уложила его, наконец, в его походную кроватку.

– Не-е-ет, – с негодованием Эдвард быстро вылез из кроватки. – Я бобачка. Не хочу в кловатку. Хочу спать как бобака. Где спят бобаки?

Знамо дело, собаки спят в моей кровати. Ну вот реально, не хочу я делить свою постель с раскинувшимся звездочкой, потным, егозящим дитятей. И так Джаджи занимает почти половину пространства, Барри там снизу жмется, и как он не сворачивается и не сжимается, все равно отжимает всю нижнюю половину кровати.

– На полу, – соврала я, надеясь, что это спугнет Эдварда.

– Я хочу на полу! – ни разу не испугался он. – Почему твои бобаки не ложатся спать?

– Для них еще рано ложиться.

– Тогда я тоже не буду спать, потому что я бобака.

Пришлось позвать собак. Джаджи посмотрел на меня с нескрываемым отвращением и надменно удалился из спальни. Барри, добрая душа, послушно улегся рядом с матрасом, из которого я пыталась соорудить нечто типа лежанки для Эдварда.

На этом ложе Эдвард с радостью расположился и приготовился слушать сказку на ночь. Я начала читать вслух «Где, где живут чудовища». Эдвард сказал, что это скучно, и потребовал другую сказку. Пришлось пойти в комнату Джейн и отыскать старую книжку Доктора Сьюза, при виде которой Эдвард запротестовал: «Не хочу Кота в Шляпе! Хочу сказку про Бобаку!» Перевернула весь дом, но все же нашла старую книжку про щенка Спота. Ох и нудная же книжка оказалась, пришлось выкручиваться и придумывать на ходу новый сюжет о том, как послушный щенок идет спать сразу же, как только ему давали команду спать, и щенку приснились волшебные приключения, и он не встает с кровати, после того как лег, потому что он очень послушный щенок, а если кто встанет с кровати, то все, волшебных снов не увидит. Эдварда такой поворот сюжета не впечатлил, он все допытывался, почему собака на картинке бегала за мячом, в то время как я говорила, что она спит. Я ляпнула, что это она во сне с мячом бегает, и чуть было не сказала: «Хватит задавать глупые вопросы, достал уже, засранец мелкий!» Но вовремя сдержалась.

Наконец книжку дочитали, одеяльцем укрылись. Барри просительно на меня посмотрел, но я не разрешила ему покидать свой пост до тех пор, пока этот свинтус не заснет. Я вышла из спальни, закрыла за собой дверь, уселась на ступеньках в ожидании дальнейших событий. Слышала, как Эдвард громко разглагольствовал. Тихо подползла к двери и прислушалась, этот демагог рассказывал Барри сложносочиненную сказку. Барри время от времени издавал урчание, что на его языке было выражением довольства и покоя, так что я предположила, что Барри одобряет такой расклад.

Наконец Эдвард затих. Я подождала еще какое-то время и зашла на цыпочках в комнату, чтобы вызволить оттуда Барри. Однако что я вижу: Эдвард не лежит на матрасе под одеялом, а свернулся клубочком между лап Барри и сопит.

– Барри, пошли! – шепотом позвала я. Барри только печально посмотрел на меня и не пошевелился.

– Пойдем! – позвала я еще раз. – Дам тебе сыр. – Барри издал печальный вздох. Сыр он любит. Но даже после этого он не поднялся, а лишь сменил положение лап, чтобы Эдварду было удобнее спать. Я хотела переложить Эдварда на кровать, но Барри с упреком во взгляде оттолкнул меня от ребенка. Похоже, что Барри принял Эдварда за своего щенка, так что теперь он не сдвинется. Раньше мне доводилось видеть, как дети совали пальцы Барри в глаза и уши, тягали его