раз не удержался, скользнув взглядом по обнаженному телу весьма развитой девушки, у которой вот прям действительно есть на что посмотреть… Но это была естественная мужская реакция — к тому же я мгновенно подавил в себе порыв секундной слабости.

Вот только сама Любава, осознав, что предстала передо мной практически обнаженной, стремительно отвела взгляд и тут же вскочила с лавки, прижав к груди сброшенное платье — а мне только и осталось, что поспешно покинуть ее хату да начать сбор жителей на площади…

И даже сейчас я так и не понял, что заставило меня выручать не только семью девушки, навязанной мне в подопечные, а все ее село. Ну, подумаешь, перебили бы их австрийцы — так они же ведь не настоящие! Так-то оно так, но…

Но иначе поступить я просто не смог.

Глава 24

…Цепочку всадников, приближающихся к деревне со стороны дороги, я заметил не сразу — их засек оставленный в дозоре Елизар, самый младший в команде добровольцев, прикрывающей отход жителей. Тот самый парнишка, похожий на бычка — первым решившийся выйти вперед на мой призыв… Да и то, из-за стремительно набирающей обороты канонады, более всего напоминающей сейчас раскаты грома, крик парня я услышал не сразу:

— Австрияки! Конные!!!

Среди трофеев, помимо винтовок, пистолетов с небольшим запасом патронов, да пяти гранат, нашелся и офицерский бинокль с отличной цейсовской оптикой — германского производства. Я отдал его Елизару, наказав следить за дорогой — а теперь же со всех ног ринулся к дозорному, спеша как можно быстрее разглядеть противника и оценить опасность…

Минутой спустя я замер, закусив губы едва ли не до крови: остановивший коня примерно за километр от деревни вражеский офицер, благодаря отличной трофейной оптике предстал передо мной, как на ладони. Только вот и он прижал бинокль к глазам — и судя по всему, столь же пристально рассматривает как и деревню (хорошо хоть трупы убрали с площади, да откатили авто с подводами в сараи), так и хвост колонны русин, следующих к лесу. Селяне успели преодолеть лишь только половину расстояния до спасительной чащи… Самое же страшное — что всадников человек сорок, вряд ли меньше! Уж не знаю, полуэскадрон это, или взвод — но положил я явно важных шишек, и объявиться в расположение своей части убитые австрияки должны были значительно раньше, раз за ними отправили столь многочисленный конвой… Почуяли неладное, гады!

Вот только что теперь делать?!

Десяток русин (считая и меня) из которых до сего дня стреляло только двое местных охотников (вот, кстати, в их дома староста как раз австрийцев не повел) — против сорока кавалеристов?! Даже не смешно. Сюда бы пулемет… Тогда бы я и в одиночку попил бы столько крови врагу, что мало бы гансам не показалось! Но пулемета нет — увы, как таковых у нас нет даже потенциально эффективных в ближнем бою охотничьих ружей. Это помповые дробовики Винчестера в руках американских солдат скажут свое слово в восемнадцатом году при зачистке германских окопов — на ближней дистанции их эффективность окажется едва ли не выше, чем у первых моделей пистолетов-пулеметов. Однако охотники в русинской деревне не то, что не мечтали о помповых Винчестерах или полуавтоматах Браунингах (здесь их, кстати, называют именно «автоматическими ружьями») — они про них даже не слышали. Да о чем там говорить — у местных нет даже двустволок с унитарным патроном! То, что предъявили мне русины, оказалось так называемым «шомпольными» одноствольными ружьями — то есть заряжаемыми с дула, словно гладкостволка шестнадцатого столетия! Разве что замки не фитильные, а капсюльные — изобретение уже начала девятнадцатого века… А так, процесс заряжания очень прост — и столь же длителен: насыпается мера пороха, забивается пыж, насыпается дробь, забивается второй пыж. Я, конечно, приказал зарядить оба ружья самой крупной дробью (увы, «медвежьей» картечи здесь также не нашлось) — но тянут эти карамультуки разве что на оружие последнего шанса…

Хотя о чем это я? Настоящий карамультук-то все-таки нарезной, такое сравнение для него обидно!

…Решение приходится принимать быстро — вот только готового решения (кроме как с честью принять неравный бой и со славой погибнуть) у меня нет. Однако, заметив, что вражеский офицер повернулся в сторону колонны беженцев, и пристально рассматривает ускорившихся селян, я понял, что и иного выхода у меня, собственно, также нет. Ибо если командир гусар (а может и улан или драгун — я их особо не различаю) решится догонять именно беженцев, его всадники наверняка успеют настигнуть семью Любавы…

— Бойцы! Занимайте крайние к околице дома, чьи окна смотрят на дорогу! По два-три человека на хату! Без команды не стрелять — пока стреляю только я!

Отдав единственный внятный приказ — и жестом дав указание Елизару следовать к соседнему дому, я подступил к срубу колодца, послужившему мне этой ночью столь надежным укрытием. Присев на колено и прижав ложе винтовки к срубу, словно к брустверу, я поплотнее прижал приклад к плечу — и даже не рассчитывая хоть в кого-то попасть, трижды утопил крючок спуска, целясь по направлению к отряду всадников… Все же групповая цель, может, кого-то и задену!

Сделав три выстрела, я вновь прижал к глазам окуляры трофейного бинокля. Как и предполагалось, практическая эффективность моей стрельбы оказалась нулевой — но вот с тактической точки зрения ход оказался верным. Правда, и тут только наполовину: над рядами всадников в киверах бодро заиграл звук горна — и вражеский отряд разделился… При этом две трети кавалеристов направили скакунов к деревне — а вот не меньше десятка бодро порысили в сторону от села, спеша наперерез к нашим беженцам.

Не к месту пришла мысль, что раз киверы — то наверное, все-таки гусары. Хотя иных отличий от драгун или улан я не наблюдаю, учитывая, что австрияки затянуты в унифицированную серо-синюю «фельдграу», и вооружены саблями и карабинами…

Эх, лучше бы я все-таки ушел с одной только Любавой!

— Александр, Богдан, Елизар — ко мне! Остальные — занять позиции у окон и ждать, пока враг поравняется с елью! Георгий и Агафон могут стрелять сразу по всадникам — остальные бьют только по лошадям! Игнат и Захар — а вы открываете огонь, когда австрийцы окажутся у кустарника!

Ель — это ближайший к дороге, ведущей к селу, ориентир для стрельбы. Расположена она чуть менее, чем в трехстах метрах от деревни — и учитывая, что большинство добровольцев сегодня впервые узнали, как нужно сводить мушку с целиком