Автомобиль, из-за которого мы ведем стрельбу, вкупе с дымом (или густым паром?) валящим из-под капота, неплохо нас маскируют — и пока мы лежим на земле, попасть в нас противнику будет очень непросто. Но вот отступить обратно в деревню — отступить точно не получится. По крайней мере, пока по полю мчатся австрийские (а то и знаменитые венгерские) гусары, уже успевшие картинно выхватить сверкнувшие на солнце сабли из ножен — и теперь держащие клинки над головами.

Зарубят…

— Елизар, отлично стреляешь! Александр, а тебе бы вот с молодежи пример взять… Вот что, братцы — вы оставайтесь на месте, и постарайтесь ссадить двойку всадников, что обтекают нас справа. А я уж как-нибудь попробую тормознуть остальных…

С этими словами я пополз налево, к передним колесам машины. Увы, пар из движка (все-таки пар, ибо гарью особо-то не пахнет) не только австрийцам мешает вести огонь, но и мне сбивает прицел. Сделав два выстрела — и ни разу не попав — я отложил винтарь в сторону и снял с пояса одну из двух захваченных с собой «тяжелых» гранат. Еще две остались у Александра и одна — у Елизара… Торопливо сорвав с фитиля защитный колпачок, я достал из кармана заранее припасенную терку-воспламенитель, после чего принялся терпеливо ждать, вслушиваясь в частое, взволнованное дыхание товарищей, и считая чересчур поспешные, торопливые выстрелы…

— Вот стервец!

Прежде, чем я бы вмешался и дал свой совет, очередным выстрелом Елизар снял одного из всадников, заставив меня восхищенно ругнуться! Я ставил задачу бить по лошадям, рассчитывая, что, во-первых, это лучшая, более удобная мишень. А во-вторых, попадание в скакуна в движении практически гарантированно приводит и к травме наездника. Но наглец ослушался приказа, рассчитывая снять метким выстрелом кого из гусар — и действительно сумел это сделать!

Молодой парень действительно сумел меня удивить — но на этом везение наше не кончилось. Очередной выстрел Александра, наконец сумевшего собраться — а может, и устыдившегося собственной неумелости на фоне успехов желторотого юнца — опрокинул наземь полетевшего кубарем скакуна, рухнувшего на отчаянно закричавшего гусара… Причем крик несчастного тут же оборвался, как только весящее несколько сотен килограмм животное врезалось в его тело.

Приободренный успехами ополченцев, сумевших дать реальный отпор врагу, я зажег фитиль гранаты об терку и принялся считать секунды — а заодно и разделяющие нас со стремительно приближающейся тройкой австрийцев метры.

— Раз, два, три, четыре…

На «шесть» я поспешно выпрямился, одновременно с тем отведя руку назад, для броска — надеясь, что очередной выстрел залегших гусар не погасит мне свет в глазах… На «семь» — резко швырнул гранату в полет со всей возможной силой, навстречу врагу! На «восемь» — а может уже и «девять» — граната коснулась земли, пролетев порядка тридцати метров… В то время как до всадников, только-только осадивших коней при виде моего броска, осталось даже менее пятидесяти! На «десять» я столь же поспешно упал на землю, прикрыв голову руками — успев при этом закричать:

— К земле прижмитесь, не вставайте!!!

А после грянул взрыв…

Глава 25

…Когда поднял голову, то сквозь значительно более густые клубы дыма (сейчас из-под битого осколками капота реально повеяло горелым) я увидел попавших под разрыв гранаты всадников. Двадцать метров — это конечно, уже чересчур много для непосредственного фугасного воздействия «ручной бомбы», да и радиус сплошного поражения осколками как правило, значительно меньше…

Так что поспешил я с броском.

Но все же взрыв «тяжелой» австрийской лимонки нанес врагу определенный ущерб. Так, одного из всадников достал осколок — и, припав к холке коня, он зажимает рану на боку. У второго гусара осколок задел уже скакуна — и оба рухнули наземь, причем потерявший кивер наездник остался сидеть на земле, зажимая лицо руками. И лишь третий австрияк уцелел, в нерешительности осадив лошадь…

Далее время словно замедлилось — будто бы подчинившись законам скоротечной схватки. Понимая, что оставаться за дымящей машиной не безопасно (особенно у капота) — я рванул вперед, надеясь, что клубы чернеющего дыма мешают целиться не только мне, но и залегшим австриякам… Пяток метров я преодолел за пару кратких мгновений — одновременно с тем вскинув трофейную винтовку к плечу. Доли секунды, чтобы поймать только-только пославшего вперед всадника на мушку — и тут же на рефлексах я беру упреждение в полфигуры влево…

Выстрел!

И всадник, дернувшись от толчка, вылетает из седла.

— Бегом, назад! Все назад!

Уцелевшие, раненые гусары вряд ли сумеют продолжить погоню, а дым от окончательно пришедшей в негодность машины поставил настоящую завесу, за которой вражеским стрелкам нас уже не разглядеть. А потому сейчас, подавая остальным пример, я первым рванул через поле к селу, увлекая за собой и Александра с братьями…

Но практически одновременно с этим большая часть гусарского взвода, перейдя на галоп, поравнялись с елью, служащей ориентиром для стрельбы.

С околицы, обращенной к дороге, ожидаемо ударил жидкий залп. Из седла вылетел один всадник, еще трое кубарем полетели на землю, когда под ними рухнули скакуны… Парой секунд спустя с разной частотой грянули новые выстрелы — кто как успел перезарядиться. В этот раз точны оказались оба охотника, поразившие наездников — а вот из оставшихся стрелков в цель попало лишь двое, «спешив» австрияков на скаку.

Мало. Слишком мало точных попаданий!

— Быстрее братцы, за мной!

Подождав немного, пока оставшиеся бойцы моей малой группы поравняются со мной, я разок шмальнул по направлению к врагу — но расстояние для точного выстрела оказалось слишком велико. Между тем, скачущие во весь опор гусары сократили дистанцию до села уже до сотни метров — потеряв еще только троих всадников после очередного залпа.

Как бы то ни было, число атакующих сократилось уже на треть…

— Быстрее!!!

Сам я бегу так, что уже горят легкие — бессонная и богатая на события ночь сказывается на физическом состоянии, и приходится делать над собой отчаянное усилие, чтобы проскочить казалось бы «всего» двести метров… Между тем, впереди басовито грянул залп наших стрелков — чуть громче, чем предыдущие выстрелы. Кажется, свое слово, наконец, сказали и охотничьи «карамультуки», заряженные самой крупной дробью, что нашлась! Но результат их огня я уже не смог разглядеть, так как приблизился к домам, и сельские постройки закрыли мне обзор…

А когда мы только-только поравнялись с околицей, раздались частые, хаотичные выстрелы винтовок и карабинов, пистолетов — причем явно больше, чем двух… И наконец — два увесистых, гулких таких гранатных хлопка, после которых под яростные