Когда это произошло, дразнившая его креветка вдруг исчезла, а встревоженный осьминог ощутил сзади колебание воды. Выбросив чернильное пятно, он стремительно бросился в спасительную трещину и угодил прямо в синюю ладонь, молниеносно высунувшуюся из водорослей ему навстречу.

ПУХ!

Вода вскипела. Осьминог лопнул, точно мыльный шар. Он не был даже биологически минирован — обыкновенная пустышка.

«Снова ошибся. Минус два», — отметил майстрюк.

Утопленник распался на шары, и они быстро всплыли на поверхность. Собравшись в цепочку, пожиратель полетел навстречу луне. Обсохнув в воздушных потоках, шары разделились. Три шара направились к Семену Марковичу, самой вероятной жертве, а оставшиеся четыре вместе с головным — к Лирде и Грзенку.

Наступал кульминационный момент охоты. Майстрюк решил непрерывно наблюдать за перемещениями трех оставшихся объектов, чтобы не потерять их из виду даже в том случае, если добыча захочет изменить форму.

Итак, объект первый: Семен Маркович Дубровин — Псковская область, поселок Болотове Ориентировочное время выхода шаров майстрюка на цель — через восемь часов, или завтра, пятнадцатого июля, около трех дня по земному времени.

Объекты второй и третий: Чингиз Тамерланович Батыев и Лида — Псковская область, деревня Грачьево. Ориентировочное время выхода на цель — через два часа после уничтожения объекта номер один.

«Первые три шара прикончат Дубровина, — решил майстрюк, — а остальные четыре будут вести наблюдение за перемещениями Лиды и Батыева и разрабатывать схемы ловушек, не предпринимая активных действий».

После того как дополнительный шар в лице Дубровина будет присоединен и его полезные свойства адаптированы, майстрюк соберется вместе и займется Лидой и Чингизом Тамерлановичем.

«Кто бы пожелал мне удачной охоты?» — подумал майстрюк.

Родительские цепочки были далеко, и он ограничился тем, что сказал сам себе: «Удачной тебе охоты, Я!»

У майстрюков нет имен, и майстрюк звал себя самого «Я», справедливо полагая, что это и есть его имя, единственное из всех возможных. «Удачной тебе охоты, Я!» — повторил он снова, и его шары начали свое путешествие.

— Что ты понимаешь в энтих… в нравственных истоках? Ни хрена ты не понимаешь в нравственных истоках! — Дед Егорыч тяпнул стограммовку и поморщился.

Семену Марковичу повезло. Еще в болотовском автобусе он познакомился с интереснейшей личностью — дедом Егорычем. А случилось это так…

На остановке «Дер. Куваевка» в автобус, кряхтя, залез дряхлый дед с суковатой палкой. Он бодро разместился на сиденье напротив Семена Марковича и поставил рядом сумку, из которой выглядывали кроличьи уши.

— Здравствуй, Егорыч! От внучки едешь? — крикнула ему одна из бабок, ехавших в том же автобусе.

— Ну! — лаконично отвечал Егорыч.

— Замуж-то она вышла?

— Вышла.

— А сам-то не надумал жениться? — весело крикнула бабка. — Возьми хоть меня!

— Нужна ты мне, старая больно! — беззлобно сказал Егорыч, и бабка прыснула, будто затрясла в банке сухим горохом.

Дубровин незаметно разглядывал попутчика. Спутанная борода деда и красноватые глазки с вылезшими ресницами полностью соответствовали его представлению об облике простого русского мужичка.

И Дубровин вознамерился переговорить с Егорычем. Он пересел поближе к старику и вытянул шею, чтобы лязг автобуса не заглушал его голоса.

— Добрый день! Скажите, вы тоже в Болотово едете? — спросил Дубровин.

— Че надо? — Дед Егорыч подозрительно покосился на Дубровина из-под седых мохнатых бровей.

— Вы, дедушка, в деревне живете? — продолжал Семен Маркович.

Егорыч пошевелил губами, но ничего не сказал.

Дубровину стало стыдно. «Я совсем не умею разговариватьс простыми людьми!» — подумал он.

— То есть я хочу спросить: вы в частном секторе живете? У вас свой дом?

— Свой, милок, свой. Не твой же! — заверил его Егорыч.

— Значит, у вас хозяйство, скот, огород?

— Да ну их! Одна морока!

— Я понимаю, невыгодно нынче держать, — с осведомленным видом закивал Семен Маркович.

— Почему не выгодно? Для кого, может, и выгодно, — пожал плечами Егорыч. — Старый я уже для ентих делов, бабка померла… А ты-то сам, чай, московский?

— Да, я из Москвы, — удивился Семен Маркович, пораженный тем, что, несмотря на замасленную кепку, его так скоро рассекретили. — А как вы догадались?

— Вопросов больно много задаешь: как да чего? Ты прежде поставь стаканчик, подружись, а там уж и спрашивай. Народ, он какой, — ты к нему всей душой, и он к тебе. — Егорыч подмигнул и хлопнул себя ладонью по лысине.

Узнав, что Семену Марковичу негде остановиться, Егорыч пригласил его к себе.

— Живи сколько влезет! Дом у меня большой, места хватит. Будешь мне поллитру в день ставить, и порядок.

— Я хочу узнать весь быт этого края, походить по деревенькам, посмотреть на людей, поговорить с ними… — засомневался Дубровин, прикидывая, что для цикла лекций мало одного деда Егорыча.

— Я ж тебя силком держать не буду! Хоть целыми днями броди! Рядом деревеньки маленькие: Титовка, Гнильское, за лесом — Запрудное, ты там на русский народ во как насмотришься! — И дед Егорыч убедительно провел ребром ладони по шее.

Семен Маркович согласился. Легкость, с какой он завоевал доверие простого русского мужичка, наполнила его сердце радостью. Теперь он был уверен в успехе своей экспедиции. Ну держитесь, западные университеты, он такой цикл лекций составит, такими примерами их сопроводит!

Как только автобус остановился в Болотове, дед Егорыч завлек своего квартиранта в магазинчик и велел купить две бутылки «Столичной».

— Ты и сам столичный. Вот и выпьем за столицу! — предложил он.

— Це-це-це, — вздохнул Семен Маркович и купил две бутылки.

— Вот тебе и «це-це»! — обрадовался Егорыч. — Не волнуйся, закусон — рыбку там, картошечку — все найдем.

Дом Егорыча был на краю поселка, в одном из переулков, выходящих на луг. Подходы к нему затянуло высоченной травой, а забор завалился.

— Как это чудесно: здоровые патриархальные занятия на свежем воздухе! — восхитился Дубровин, наблюдая, как Егорыч долго отпирает извлеченным из-под ступеньки ключом ржавый замок.

Они вошли в дом. Внутри было сыро, прохладно, белел высокий бок печки. Хозяин раздвинул занавески на окнах. В стекло билась оса. Егорыч поднял было ладонь раздавить ее, но, раздумав, опустил руку. Не успел расчувствовавшийся Семен Маркович умилиться его доброте, как Егорыч взял стакан и с хрустом раздавил осу его донышком.