– Нет, Дот, эту книгу не трогай. В ней нет ничего предосудительного.

Катерина даже пожалела, что в ее книге нет ничего предосудительного. Ей не хватило мужества изложить в своем сочинении мысли Кальвина об оправдании одной верой, хотя в этот догмат она твердо верит. Будь она поистине великой королевой, она была бы готова пойти за свои убеждения на костер. Но она – не Анна Аскью, которая выкрикивает свои проповеди с крыш домов. «Только Писанием, только верой, только благодатью, только Христос, только Богу слава!» Правда, Анна Аскью – не королева, а ей, Катерине, нет нужды кричать, когда она может шепнуть все королю на ухо… Она будет по-прежнему убеждать его, мягко склонять к реформаторству, к возвращению Библии на английском языке для всех. Очень важно, чтобы простые люди читали Слово Божие и думали. Пора избавить Англию от католической продажности и тарабарщины. Катерина задумала написать еще одну книгу, лучше, чем «Молитвы и размышления». Она во всеуслышание заявит о своих убеждениях. Вторая книга станет важной вехой, которая все изменит. Она напишет ее, если останется жива.

Дворец Уайтхолл, Лондон, июль 1545 г.

Дот бежала по длинной галерее с невыносимым Франсуа на руках. Зверек такой же смутьян, как французский король, в честь которого его назвали. Он вырывался и кусал ее острыми желтыми клыками. Один раз он уже укусил ее до крови. Неожиданно в конце галереи показалась фигура Уильяма Сэвиджа, и сердце у Дот екнуло. Она остановилась, не в силах двинуться дальше. В голове вертелись глупые мысли: у нее дырка на переднике и волосы совсем растрепались.

Уильям тоже заметил ее. Сердце колотилось часто-часто, кажется, оно вот-вот вырвется из груди. Прошло столько времени – и все же вот он, ее любимый Уильям!

– А вот и моя Дот! – воскликнул он. – Моя милая Дот!

– Уильям, ты вернулся, – просияла девушка.

Зверек воспользовался случаем и вырвался, но Уильям схватил его.

– Очень похож на тебя, – насмешливо заметил он, щекоча зверька под подбородком, как младенца.

Дот опустила взгляд в пол. Он что же, издевается над ней? Неожиданно Уильям засмеялся, и Дот сообразила, что он пошутил. Он вернул ей обезьянку, погладив ее по руке.

Она улыбнулась ему; ей хочется обнять его здесь же, при всех, прижаться к нему, впиться в него губами. Но он кажется старше, больше… он стал другим. Волосы у него длиннее, а пальцы не испачканы чернилами. Она заметила у него на подбородке темную тень там, где раньше был лишь намек на бороду, и одет он нарядно, его куртка расшита серебряными аксельбантами. Даже пахнет от него по-другому, какими-то сладкими духами. Она прекрасно его знает, но теперь он немного чужой, и Дот застеснялась.

– Где ты был? – еле слышно спросила она.

– В Девоне, – ответил он. – И думал о тебе каждый день.

Сердце Дот забилось еще чаще, она заплетающимся языком произнесла:

– И я тоже.

Франсуа вдруг схватил серебряный аксельбант у него на дублете. Уильям улыбнулся, Дот смотрела на его скошенный зуб, и внутри у нее все сжималось. Обычно она не лезет за словом в карман, но сейчас от его близости голова у нее пошла кругом. Ей хотелось зарыться носом в его шею, насладиться его запахом.

– Кто это такой? – спросил Уильям.

– Франсуа. Его подарили королеве.

– Значит, теперь ты – хранительница королевской обезьяны?

Уильям беззлобно поддразнил ее, а она не могла придумать остроумный или веселый ответ. Оба помолчали.

– Я читала, – выпалила она.

– Моя прилежная Дот!

Ей хотелось рассказать ему все: как они выносили из покоев королевы запрещенные книги. И что теперь все придворные дамы вне себя от страха. Анну Аскью освободили за недостаточностью улик… Уильяму наверняка все уже известно, ведь он тоже один из них. Принадлежит ли Дот к доверенному кругу? Наверное, раз она столько раз проносила во дворец предосудительные книги и знает столько тайн.

– Все было… – начинает она, но ее перебивают:

– Вижу, вы знакомитесь с моей ручной обезьянкой.

Сама Катерина неслышно подошла к ним.

Уильям упал на одно колено:

– Да, ваша светлость. У вас красивый зверек.

– Вообще-то от него больше хлопот, верно, Дот? Но его подарил мне вы знаете кто, поэтому, к сожалению, я не могу с ним расстаться… Рада видеть вас, Уильям Сэвидж. Мне недоставало вашей музыки. Как поживает ваша жена? Благополучно ли она разрешилась от бремени?

Дот кажется, будто под ней разверзлась земля. Жена?! Она, конечно, знала, что когда-нибудь Уильям должен жениться, но считала, что до этого еще далеко, и втайне питала немыслимые надежды, из-за которых теперь ей кажется, будто ее жизнь кончилась.

Королевский шут иногда выбирает жертву, которую унижает, но так ловко, что жертва ничего не понимает до тех пор, пока шутка не кончена. У него уже есть жена! Дот смотрела на Уильяма, ожидая объяснения, но тот отвернулся к королеве. Да и что тут скажешь? Он женат, а она – всего лишь простушка Дот Фонтен; вот и все.

Ей с трудом удалось сохранить внешнюю невозмутимость. Дот развернулась, собираясь уйти, но обезьяна не отпускает дублет Уильяма. Королева смеется, шутит.

Уильям покраснев, пытался разжать цепкие пальцы зверька. Дот, которой отчаянно хотелось уйти, дернула мартышку. Рукав порвался по шву, что вызвало взрыв смеха. Вокруг них уже собралась небольшая толпа, и Дот охотно провалилась бы сквозь землю от стыда.

Появилась Джейн, новая шутиха королевы. У нее большое круглое лицо, беспокойные глазки. Она говорит так, словно перебрала эля. Почти всегда она несет всякий вздор, бормочет бессмысленные стишки, болтает, что в голову взбредет. Впрочем, иногда ее слова бывают на редкость прозорливы. Она как будто вслух произносит то, что другие не осмеливаются сказать. Джейн протолкнулась вперед и, глядя Франсуа в глаза, хлопнула себя по плечу. Франсуа тут же запрыгнул на нее и уселся с самодовольным видом.

– Чем выше сядет обезьяна, – заплетающимся языком говорит Джейн, – тем лучше виден ее зад.

Ее слова сопровождаются новыми взрывами смеха.

Дот словно приросла к месту; ей очень хотелось уйти, но она не знала, как это сделать. Катерина заметила, что ей не по себе, и тихо сказала:

– Ты иди, Дот. Я обо всем позабочусь.

Дот убежала, оставив Франсуа, вниз по черной лестнице. Она вышла к воротам, прошла мимо стражников и направилась к Темзе.

Улицы были запружены народом; ехали повозки, кричали зазывалы, нахваливая свои товары. От того, что на Дот добротное черное платье, ее принимают за состоятельную покупательницу. Через каждые несколько шагов ее останавливают торговцы, призывая потратить деньги, которых у нее нет. Некоторые вели себя довольно напористо; Дот была даже рада, что у нее ничего нет, так ее невозможно ограбить.