и могущества Испании, господствовавшей когда-то над половиной мира.

Потом Мадрид, вполне современный, веселый и нарядный, с вечной суетой на улицах и площадях. Здесь, как и в Париже, Глинка проводил все время в прогулках по городу, осматривал дворцы, музеи, посещал театры, все более осваиваясь с испанской жизнью, тем более что языком он владел уже свободно – его музыкальность была великим помощником в этом, для многих почти непреодолимом, деле.

Он провел в Испании два года. Они были почти целиком отданы путешествиям.

Нигде за границей Глинка не чувствовал себя так привольно, как в Испании, среди общительных и приветливых людей. Отдых, вечерние прогулки верхом, иногда музицирование с новыми испанскими знакомыми заполняли все его время.

Зиму 1845/46 годов Глинка провел на юге Испании, в Гранаде – городе, расположенном в живописной долине, окруженной цепью высоких гор. Он поселился в одном из пригородных домов, из окон которого была видна вся долина Гранады, часть города и Альгамбра – старинная крепость, сохранившаяся еще со времени владычества мавров.

И всюду он знакомился с народными музыкантами, певцами и гитаристами, делал записи народных танцев.

В первые же дни пребывания в Гранаде Глинка, волею обстоятельств, завел знакомство с одним интересным человеком, бывшим контрабандистом. Именно он и познакомил Глинку с настоящей андалусской музыкой. Вот что пишет об этом в своих «Записках» сам Глинка: «На другой или третий день он познакомил меня с лучшим гитаристом в Гранаде по имени Murciano. Этот Murciano был простой безграмотный человек, он торговал вином в собственном шинке. Играл же необыкновенно ловко и отчетливо. Вариации на национальный тамошний танец Fandango, им сочиненные и сыном его положенные на ноты, свидетельствовали о его музыкальном даровании» [с. 124].

Только в 1847 году Михаил Иванович Глинка вернулся домой. Еще в Испании, в 1845 году, он написал концертную увертюру «Арагонская хота». Теперь же, уже в России, он создает еще одну – «Ночь в Мадриде». И словно в контраст с ними – симфоническую фантазию «Камаринская» на тему двух русских песен: свадебной лирической («Из-за гор, гор высоких») и бойкой плясовой.

Он снова дома. И пишет фортепианный цикл «Привет Отчизне», состоящий из двух пьес – «Воспоминание о мазурке» и «Баркарола», «Молитву», впоследствии переделанную им в вокально-симфоническое произведение на стихи Лермонтова, посвященные им кн. Марии Щербатовой… Есть сведения, что в 1852 году Глинка начал программную симфонию на малороссийские (украинские) темы – «Тарас Бульба» (по одноименной повести Николая Васильевич Гоголя), но она не была, однако, закончена и даже эскизы ее не сохранились.

В начале 1856 года М. И. Глинка выехал в Германию. Он приехал в Берлин в мае и три месяца прожил на Мариенштрассе, в нынешнем доме № 6, напротив дома № 28, где тогда жил композитор Ден. Эта улица – едва ли не единственная в центре Берлина, сохранившаяся до наших дней в первозданном виде. Здесь Глинка почти каждый день общался с Деном, они вместе ходили на концерты, в театры, встречались с музыкантами, вместе с друзьями и родными Дена отмечали праздники во дворе его дома. Они очень дружили. По меткому выражению Глинки, Ден «снабжал его музыкальным продовольствием». Здесь Михаил Иванович усиленно работал над изучением старинных церковных ладов, начал работу по реформе церковной русской музыки. Но закончить ее не успел.

21 января 1857 года в Берлине, в Королевском дворце на Шпрее, состоялся большой ежегодный концерт, на котором с большим успехом был исполнен терцет (трио) из оперы «Жизнь за царя». Из всех русских композиторов Глинка был единственным, чьи произведения были исполнены на этом ежегодном празднике, проходившем под патронажем короля Пруссии. И Глинка, конечно, был очень горд этим.

После концерта, разгоряченный, Михаил Иванович вышел на улицу. И простудился. В ночь на 15 февраля он скончался. Небольшой кружок друзей проводил его на кладбище…

В мае 1857 года его сестра, Людмила Ивановна Шестакова, встречала с друзьями в Кронштадте пароход с прахом Глинки. «Его отпевали в той же самой церкви, в которой отпевали Пушкина, – вспоминала Анна Петровна Керн, – и я на одном и том же месте плакала и молилась за упокой обоих!»[197]…

24 мая 1857 года на кладбище Александро-Невской лавры в Петербурге тело М. И. Глинки опустили в родную землю.

А в городе, где он умер, в Берлине, есть стела в память о Глинке. И в самом центре, недалеко от Бранденбургских ворот, находится улица Глинки – Глинка-штрассе. На единственном сохранившемся после войны доме на этой улице был укреплен большой барельеф с его словами: «Это народ создает музыку, мы, композиторы, лишь ее аранжируем».

В феврале 2000 года на месте дома, где Михаил Иванович провел последние дни своей жизни, была открыта мемориальная доска. На ней – портрет композитора и слова из его «Жаворонка»: «Кто-то вспомнит про меня и вздохнет украдкой» – на русском и немецком языках.

Великая княгиня Елена Павловна

28 апреля 2004 года в Санкт-Петербурге состоялась закладка памятника великой княгине Елене Павловне, урожденной вюртембергской принцессе Фредерике-Шарлотте-Марии, одной из выдающихся деятельниц времени Великих реформ императора Александра II. Памятник будет установлен в сквере Санкт-Петербургской медицинской академии последипломного образования.

Этот Институт задуман великой княгиней Еленой Павловной, но при жизни она не успела воплотить свой план. Его осуществил ее внук, герцог Георгий Георгиевич Мекленбург-Стрелицкий. В завещании его матери, дочери Елены Павловны, содержался совет детям, родившимся и выросшим в Михайловском дворце, отдать дворец под размещение «национального музея». И вот в центре города стоит дивный Михайловский дворец, ныне Русский музей, с чудным садом, до сих пор еще называемым старыми петербуржцами «Садом Елены Павловны». И сад, и дворец, а отныне и памятник хранят память о жене младшего сына императора Павла I, великого князя Михаила Павловича, получившей в России русское имя Елена Павловна. А семья ее внука выкупила у казны особняк на левом берегу Фонтанки у Аничкова моста – бывший особняк Дубянских-Зиновьевых (наб р. Фонтанки, 46), об истории которого мы рассказывали в первой части книги «По Фонтанке»[198].

В советской исторической литературе было принято упрекать русских императоров, великих князей их иноземным происхождением.

Однако немецкое происхождение не помешало дочери принца Ангальт-Цербстского стать великой русской императрицей Екатериной II. Русской по духу стала и урожденная вюртембергская принцесса Фредерика-Шарлотта-Мария, которая с полным правом могла повторить слова Екатерины II: «Я больше русская была, чем многие цари, по крови вам родные».

Вюртембергская династия находилась в тесном родстве с русским царствующим домом. Вдовствующая императрица Мария Федоровна (вдова