Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Время вышло, – опомнившись, предупредила Алина помягчевшим голосом. – Идите в палату. Встретитесь завтра.
– Стой здесь, из окна махну, – сказал Шабанов. Товарищ Жуков понимал все с полуслова, вытащил костыль из грязи.
– А чего ты с клюкой?
– Потом! – Герман попробовал обнять Алину, однако заработал по руке.
Пожалуй, впервые с того момента, как очнулся в лесу, запеленатый в парашют, Шабанов ощутил радость и легкий, едва уловимый вкус к жизни.
Товарищ Жуков забрался к нему около двух ночи. Парень он был резкий, страстный, но и хладнокровный одновременно; в палату он буквально влетел, забравшись на березу под окном и раскачавшись на ее вершине. Годы ничего с ним не сделали. Когда Шабанов поступил в СВУ и на первых же занятиях стал присматриваться и выбирать друзей, взгляд его пал на товарища Жукова, как он себя называл. Олег был городским парнем, развитым и умным, как показалось деревенскому учительскому сыну, отвечал на уроках коротко, четко и всегда по делу, а выбрал военную стезю, как сам признался, из-за своей знаменитой фамилии, хотя к маршалу никакого отношения не имел. Но по своим военным способностям и таланту выгодно отличался от остальных – через месяц получил должность командира отделения, а СВУ закончил старшиной.
Но когда без оглядки влюбился, не пошла у него служба…
До четырех утра старый кадетский товарищ слушал исповедь, сидя на ковре в позе йога, и боялся дохнуть. Шабанов впервые рассказывал все, как было, без купюр и прикрас, и чувствовал, как освобождается переполненная душа. Олег лишь дважды встрепенулся и вскинул голову: когда услышал о шаре в виде тыквы, и еще раз, когда Герман пытался обрисовать свои ощущения в первый миг полета внутри этой шаровой молнии. Все остальное время сидел с опущенным взором, уставившись в одну точку, словно медитировал. И, выслушав, тяжело распрямляя затекшие ноги, встал, потом бухнулся на колени, перекрестился в пустой угол:
– Господи! Свершилось! Хоть одного подпустили! Хоть один свидетель есть теперь на свете!
И еще потом несколько минут, ошарашенный и просветленный одновременно, ходил по генеральской палате и время от времени шлепал пилоткой по ляжке.
– Все точно! Сначала как шар, потом сплюснулась… И действительно похоже на тыкву! Я еще подумал, надо же, какой яркий и глубокий цвет, а не слепит… Вроде бы сгусток какой-то, на вид рыхлый, туманный, но прочность…
Он что-то вспомнил, опустил плечи и сразу отяжелел.
– Когда я первый раз зашел и попробовал из пулемета – ноль эмоций, будто в пустоту. Цель вижу! Все реально, расстояние – сто метров, на экране отбивается физический объект! Ну что еще?.. Со второго захода когда из пушек вдарил, мгновенно реакция пошла! Сначала вытянулась, будто кто изнутри распорку вставил, и выключилась. Знаешь, как телевизор выключается, медленно гаснущая точка, и всё… Думаю, завалил! Аж руки затряслись. Глянул на экран, и страшно стало: цель не поражена, летит впереди и вроде бы приближается…
– Стрелок хренов…
– А кто бы знал?! Она же двадцать минут вокруг меня моталась и что только не вытворяла. С хвоста зайдет, к соплам вплотную, и хоть бы что! – У Олега затряслись руки. – Запрашиваю землю, что делать, а мне эти чурки – выполняй полетное задание… Откровенно сказать, я с испугу атаковал, боялся столкновения… Понимаешь, натуральное хулиганство!
Он взмок от волнения и наконец догадался – содрал солдатскую маловатую ему фуфайку, пижаму и напился из графина.
– Значит, так, фраер! – со знанием дела заявил Жуков. – Если хочешь летать, про эту тыкву ни гу-гу. Сразу обратят внимание на твою тыкву. А если брякнешь, сам испытал, психушка тебе обеспечена.
– У меня есть доказательства, – хмуро проговорил Шабанов.
– Какие, солнце мое?.. Вот если бы ты угнал у них один экземпляр и закатил в ангар, тогда бы да! Или притащил секреты этих высоких технологий, а заодно и внучку.
– Правнучку…
– Да какая разница?
– А то, что я перемещался в пространстве с космической скоростью? И за пять часов побывал в разных частях света?
– Вот если ты хотя бы в сельсоветах отметился! Чтоб записали в книгу: тогда-то, во столько-то, прилетал такой-то…
– Я видел торнадо в Тихом океане.
– Было сообщение по «ящику», вот и все.
– Хорошо. В девять сорок две по Гринвичу российский танкер «Семен Дежнев» был на траверзе острова Галлета в Средиземном море. – Шабанов говорил и чувствовал, что Олег прав. – Нас заметили. Должна быть запись в судовом журнале, проверить очень легко, по радио, например…
– Кто станет проверять? Заховай? Да он после твоего исчезновения ходит на подогнутых стропах… А потом, если даже есть запись и вас заметили, где доказательство, что в тыкве сидел ты? Надо было ручкой сделать капитану танкера, фамилию крикнуть.
Судьба так отбила и откатала бывшего суворовца, так вынудила подвергать все сомнению, что он уже давно не верил и в собственное существование. Пожалуй, мог запросто убедить, будто его сейчас и в генеральской палате нет…
Проходить два раза в год обследование и тестирование на состояние психического здоровья – это что-то значило.
– Меня увидела мама, – выдал последнюю тайну Герман. – Это было одиннадцатого мая в четырнадцать двадцать три.
– Вот как? – тихо и задумчиво изумился Жуков. – Ну-ка, ну-ка…
– Мы приземлились на берегу Пожни. Черемуха расцветала, холодно было… Она еще пошутила, вот, говорит, возьму и оставлю здесь. Вернешься – меня нет. Что станешь делать?..
– Кто – она?
– Агнесса… Я задами пошел к дому, чтоб никто не видел. К огороду приблизился, смотрю, матушка морковку сеет. Наберет семян в рот и прыскает на грядку… Она всегда в черемуховые холода сеет. Стою и смотрю на нее. А батя в это время канаву чистил возле дома, лопата мелькала… Она почувствовала, голову подняла, руками так лицо зажала… Руки в земле… И пошла ко мне. Чую, бежать надо, а стою… Вплотную подошла, на губах морковное семя…
– И что дальше-то, говори! – У кадета вдруг не стало хватать терпения.
– Ничего… Я тихо так отошел и рукой помахал.
– И всё?
– В том то и дело! – закричал Шабанов. – Я в тот миг не смог стать ребенком! Броситься на шею!.. Не готов был смотреть на мир детскими глазами и воспринимать его таким, какой он есть. И вот – потерял.
Олег стукнул себя по колену.
– Дурак! Мог ты оставить ей какую-нибудь вещицу? Характерную?
– Да что-то не подумал в тот момент… Не было, не родилось сознания! Думаешь, это так просто – целиком вернуться в детство?
– А при чем здесь детство?
– При том…
У Жукова с кадетских времен была хорошая привычка: когда чего-либо не понимал – не оспаривал, не рвал глотку и не смеялся. И то, что он принял решение атаковать некий явившийся ему летающий объект, было удивительно – черт его дернул, что ли…