— Как ты? Сильно тряхнуло, командир?

— Сам, сам… — не слишком отчетливо бормотал я, чувствуя, что внутри кипит и пенится, как пивная шапка на кружке, очередная смесь очередной инъекции. Броня услужливо старалась привести меня в чувство и, похоже, перестаралась…

Вот только никакого шаттла и в помине не было! Этот гроб на колесиках последний раз летал, когда я еще гукал в раскачивающейся кроватке и размахивал соской! — понял я даже в ошалевшем состоянии. Когда мы очутились под дюзами, сразу стало заметно, как безнадежно они изъедены изнутри коррозией.

Какие уж тут полеты! Муляж, обманка, вся эта пусковая установка — всего лишь старый хлам, где дорогое защитное покрытие наложено прямо на пятна ржавчины и кислотных пробоев…

— Внимание, внимание…

Тревога тем временем набрала силу. Прошло, наверное, не так много времени, даже наверняка — совсем немного. То есть для нас — много, а в сущности — какие-то десятки секунд, не больше…

В вышине плавились уже два «фонарика», целых два — яркие, как два солнца, белое и красное, и от этого ослепительного смешения света все вокруг тоже было нереально ярким, просто резало глаза… И тени — по две на каждого, слишком много теней, неправдоподобно много, почти так же много, как огневых точек…

«Черт, как глаза-то режет! — внятно подумал я. — Затемнение шлемофона испортилось от удара?!»

Попытавшись вскочить на ноги, я вскочил и понял, что могу двигаться. Только кренит на левый бок и в ушах навязчиво стрекочат кузнечики… Но — могу, а с остальным потом разберемся…

* * *

Я не знаю, как чувствует себя таракан, пробравшийся в ночи на кухню и уютно расположившийся на тарелке с остатками ужина, когда неожиданно раздается зловещее шарканье шлепанцев и над головой вдруг вспыхивает электрическая лампочка. Догадываюсь, примерно, как мы на этом обманном ракетодроме. Уже было понятно, что все это сооружение — один большой муляж, прикрывающий собой куда более важный объект, по всей видимости, подземный. Что вляпались, влипли, увязли и что спасти нас может только скорость маневра, обычно обозначаемого как «Дай бог ноги!».

От нелетающего шаттла мы метнулись зигзагом в глубь площадки, подальше от плюющейся огнем линии автоматов. Но там нас тоже встретили, уже не автоматы, люди. Несколько охранников в легкой броне планетарного типа выскочили нам навстречу, поливая перед собой очередями.

Наше счастье, что люди не так быстро просыпаются, как автоматы, охрана, видимо, еще не успела толком сообразить, по какому поводу шум и гам.

Первого Щука отбросила длинной очередью в упор, во второго Цезарь всадил гранату из подствольника прямо перед собой.

Хорошо, что самого не задело осколками, машинально отметил я, слишком близкая дистанция, не так нужно было…

На меня тоже выскочила фигура в горбатой броне, похожей по очертаниям на наш «латник», и я шарахнул ее веером от бедра. Второй подскочил откуда-то сбоку. Совсем рядом! — успел испугаться я. Машинально, с испугу, я всадил ему в забрало шлема струю плазмы из огнемета. Прием простой, но очень действенный на ближней дистанции, убить не убьешь, зато все компьютерные системы брони прочно перемыкает, и слепнешь, и глохнешь, словно проваливаешься на тот свет, по себе помню…

Охрана смешалась, отхлынула, но все-таки их было много, этих фигурок впереди, и становилось все больше. Они бежали, роились, окружали нас, охватывая полукольцом…

— Цезарь, Щука — назад! Уходим, быстро, форсаж в сторону домов! — скомандовал я.

Сканер показывал наличие людей в домах, вовремя сообразил я, а в сторону своих они стрелять не будут, по крайней мере, из тяжелого оружия. Может, и есть шанс выскочить, если в этой ситуации вообще есть шансы!

Цезаря они подрубили уже на взлете. Я видел, как пулеметная очередь, четко подсвеченная вспышками «трассеров», скользнула по его броне огненной змейкой разрывов, а потом еще несколько очередей сошлись на его фигуре, выколачивая из нее мелкую крошку. Они, охранники, все делали правильно, не распыляли огонь, а выбивали все цели по очереди. С ручным оружием против тяжелой брони — лучший метод…

— Цезарь, Цезарь, отзовись, прием!

— Внимание, внимание… — надрывался невидимый голос, перекрывая даже звуки стрельбы, просто заглушая все безликими механическими интонациями…

Цезарь приземлился почти нормально, на обе подошвы, даже прошел несколько шагов вперед, деревянно переставляя ноги. Потом упал, тоже вперед, как и шел, и больше не двигался.

Как взрывается скорлупа ореха, помнится, сказал я ему когда-то… Нет, его броня не взрывалась, она просто треснула разом во многих местах, как яйцо трескается от падения с высоты. Из этих трещин сочилась кровь, много крови, слишком много для живого…

— Кир, Кир, отходи один, я задержу их! — кричала мне Щука.

Она уже лежала плашмя на плитах, длинно разбросав ноги, и короткими, прицельными очередями осаживала подступающих охранников. Кассета «эмки» кончилась, затвор лязгнул пустотой, и она ловко, не вставая, перекатилась на другое место, на ходу прищелкивая другую кассету. Снова, не тратя ни секунды, открыла огонь…

Один? Да зачем же мне одному-то? Что мне делать одному?

— Вместе, девочка, только вместе… Сейчас, сейчас… — бормотал я, отстегивая с подвесной системы свой последний резерв, «фонарик», осветительную мини-ракету «земля—воздух».

«Фонарик» не поддавался. Окончательно разозлившись, я с корнем сдернул его с подвески, шарахнул взрывателем о плиту и швырнул далеко в сторону нападающих.

— Щука, глаза! Глаза прикрой!

Я тоже кинулся на землю носом вниз, но свет взорвавшегося «фонарика» пробился вспышкой даже сквозь плотно зажмуренные веки. Именно так, закидав наступающих активированными «фонариками», нам однажды удалось оторваться на Тайге…

Ослепляет лучше всех свето-шумовых гранат, честное слово. Если вблизи — вспышка настолько яркая, что даже фильтры шлемов не успевают среагировать…

— Щука, уходим! Только не оборачивайся! Мы вскинулись одновременно, стартовали на полном форсаже и все-таки выскочили из кольца, пока — выскочили…

Планета Казачок. 26 июня 2189 года.

2 часа 25 минут по местному времени.

(За площадкой горного ракетодрома)

…Что-то хрупнуло под ногой, и я скорее почувствовал, чем увидел — тот самый штакетник, красиво обрамляющий пряничные домики, которыми я недавно любовался с ближайшего склона. Именно на него я наступил.

Недавно? Или — очень давно, когда еще были живы Рваный, Капуста, Цезарь…

Проскочив через палисадник одним прыжком, я ударом ноги вышиб хлипкую дверь, и мы со Щукой вломились внутрь, почти синхронно поводя перед собой стволами «эмок».

Внутри было пусто, тесно в громоздкой броне, под нашими тяжелыми шагами ощутимо прогибался пол и мелко вздрагивали стены.