Тапани только покачал головой:

- Н-да… Как думаешь, чего кесарь сегодня тебя вызвал?

Я только пожал плечами – после чего с усмешкой ответил:

- Не иначе наградить.

Йоло аж поперхнулся:

- Да куда еще-то?! Пернач воеводы, инкрустированный золотом и самоцветами, украшенный серебром панцирь-зерцало, сабля из чистого дамасского булата – черного булата! Владения под Калязином, уже переписанные на тебя…

Я на мгновение остановился, и хитро подмигнул Тапани:

- Ну, так вас с Лермонтом кесарь вроде бы не забыл? И потом, вроде как сабля из черного булата с крупным рубином в рукояти досталась в итоге не тебе ли?

Но нисколько не смущенный финн (я действительно тотчас отдал понравившийся Тапани клинок в благодарность за спасение от иезуитской пули) только мотнул головой:

- Все одно. Если будет награждать тебя, пусть и про нас с шотландцем не забывает…

Коротко хохотнув, я ответил другу:

- Даже если забудет, я обязательно напомню!

…Просторную терем-избу Михаила, отстроенную рядом с Успенским собором, уцелевшим после пожара, охраняет целая сотня моих рейтар, разбивших подле нее бивуак. Непосредственно же вокруг дома несет охрану два десятка солдат при одном фальконете; они радостно поприветствовали нас с Тапани. В свою очередь, на ведущей к сеням лестнице я раскланялся со служивым из окружения Василия Петровича. Старый знакомец-то мой после отравления князя спешно отбыл в Рязань…

Ну что же – выходит, есть уже новости и от Прокопия.

У двери меня встретил осунувшийся Лермонт, временно исполняющий обязанность командира телохранителей кесаря; впрочем, он уже вроде как подыскал себе замену – и вовремя: горцу явно нужен отдых.

- Ты как, Себастьян? – он устало улыбнулся.

- Да уж получше, чем ты! Иди, хоть немного отдохни, Тапани тебя сменит.

Горец отвесил глубокий поклон.

- Премного благодарен! А то с позором вырублюсь на посту…

Я понимающе кивнул:

- Как великий князь?

- Лучше – кажется, к кесарю вернулась прежняя энергия… Кстати, он вызвал Давыда Жеребцова, вместе тебя дожидаются.

Я кивнул, вспомнив свое заминку на валу, после чего хлопнул товарища по плечу:

- Отдыхай, Джок. Вечером поговорим.

Тот вновь устало улыбнулся, после чего шутливым поклоном пригласил Тапани к своему посту – я же двинулся вперед, сквозь сени; в них мало света, но приятно пахнет восковыми свечами и лесными травами.

- Себастьян? Ну наконец-то мой спаситель соизволил явиться! – голос князя действительно звучит бодро, даже несколько неожиданно бодро. Войдя в горницу, и глубоко поклонившись вначале кесарю, а затем и стоящему чуть поодаль воеводе, я с интересом спросил:

- Так что же, Прокопий все же успевает?

Князь радостно улыбнулся:

- Да. Боярин Ляпунов наспех собрал три с половиной тысячи детей боярских и казаков, его усилил пятисотенный отряд служивых Зарайского воеводы Димитрия Пожарского. Теперь они вместе спешно следует к Москве и уверяют, что успеют присоединиться к нам прежде, нежели круль Жигижмонт пойдет на нас бранью…

- Пожарский?

Кесарь утвердительно кивнул, а я невольно улыбнулся. Вот и ты, Дмитрий Михайлович…

Пока что военный лидер «второго ополчения» и герой Смуты, князь Пожарский еще не успел покрыть себя лаврами неувядаемой славы. Он успел разбить лишь несколько отрядов тушинского самозванца, включая воровских казаков атамана Ивана Салкова на речке Пехорки – и спасти Коломну от ляхов, лихой ночной атакой разгромив крупный польской отряд в селе Высоком!

Однако в известной мне версии истории князь Пожарский проявил себя подлинным героем в боях за Москву. То есть во время польской резни городского населения – и одновременного штурма столицы ратниками первого ополчения, ведомого как раз Ляпуновым. Тогда Пожарский крепко потрепал ляхов, но был тяжело ранен – а уже после излечения его и пригласили стать военным лидером второго ополчения, так как князь был лучшим из оставшихся в строю кандидатов. Но все же стоит упомянуть, что в решающей битве с Ходкевичем на Девичьем поле Дмитрий Михайлович впервые командовал столь значительным войском – чуть более, чем в десять тысяч ратников…

От «воспоминаний» меня отвлек вопрос Давыда Жеребцова:

- А что же наши посланцы в Калужский лагерь? Есть ли от них какие вести?

Тут кесарь впервые помрачнел:

- Вестей пока нет. Мы отправили нескольких казаков и келарей Троице-Сергиевского монастыря к воинам самозванца, но пока что от них ни слуха, ни духа. Боюсь, что…

Великий князь сделал красноречивую паузу, после чего продолжил, внимательно посмотрев в мою сторону:

- Мы неплохо укрепились под Дмитровым и вроде как держим все дороги, ведущие как в Калязин, так и в Москву. Но... Один раз отряды Лисовского уже сумели просочиться сквозь наши заставы. И пусть не столь и велико его войско – но ежели ударит в самый тяжелый момент боя, да в спину, много бед сотворит… Кроме того стрельцы, вставшие в заставах на пути из Суздаля, здорово бы пригодились нам здесь и сейчас.

Я кивнул, прекрасно понимая, куда клонит Михаил Васильевич.

- Полностью согласен.

Кесарь с одобрением посмотрел и на меня, и на Давыда Васильевича, после чего деловым тоном отдал боевой приказ:

- Тогда, братцы, вот вам моя воля: