– Зачем ты привёз их сюда?

Той отстранился, поковырял в ухе пальцем, посмотрел на меня, как раньше, когда мне было восемь-девять лет, и спокойно ответил:

– Чем больше у мужчины женщин, тем сильнее его род!

Когда что-то в жизни начинает идти наперекосяк, кто-то умирает от жалости к себе, кто-то очертя голову совершает безумные поступки, я же решил приручить отбитых от стада куланов. Тогда я не видел себя скачущим на кобыле, но намеревался приспособить её и жеребёнка к посильному труду.

Своё состояние я по-прежнему оценивал как стабильно плохое. С Тоем решил не выяснять отношений. Объяснять ему что-либо не было ни сил, ни желания. Вожак отправил свой «гарем» возделывать поле и, похоже, получал удовольствие от руководства. Наверное, чему-то по части земледелия он у Людей научился. Тот участок, что подготовили мы с Утаре, он увеличил раз в пять. По мере выжигания травы и корней под неусыпным взором Тоя женщины рыхлили землю мотыжками. Я надеялся, он знает, когда начинать сеять, поскольку по этому вопросу, если вдруг вожак решит обратиться ко мне, духи ничего не подскажут…

Понаблюдав немного за их работой, я направился к козьему стаду. Спустился по влажной тропинке к реке. Вздрогнул от прерывистого крика цапли, будто там, в камышах, кто-то схватил её и придавил. Время идёт – день за днём, год за годом… Ну а я-то чем живу и зачем?! Захотелось крикнуть, чтобы разрушить тишину вокруг. Яркое весеннее солнышко спряталось, и ещё недавно розовые облака стали скучного свинцово-серого цвета. По широкой равнине среди поникшей жёлтой травы темнели осиновые кусты. Там я наткнулся на бездельничающих горцев. Уро, Тун, Туро и Тухо валялись в травке метрах в ста от пасущихся коз. Небольшой сухой пригорок действительно был замечательным местом для отдыха. Мне тоже захотелось прилечь на мягкую травку и просто смотреть на небо.

Горцы, увидев меня, вскочили. Наверное, сами понимали, что, когда все вокруг чем-то заняты, бездельничать нехорошо, вот только самоозадачиться эти парни были не способны.

– Ночи холодные… – сказал я, не спрашивая и не утверждая.

– Холодные, – подтвердил Уро.

– Сучья и ветки в лесу… – всё так же, не интонируя, намекнул я.

В ответ он едва заметно кивнул, и горцы побрели в сторону далёкой полоски леса.

За стадом следила Тано. Хоть у меня не получалось вести с ней длинных содержательных бесед, но к её советам я прислушивался. Горянка бродила среди коз, опираясь на длинную палку. Останавливалась время от времени, гладила животных, удаляя из шерсти репейник. Я махнул ей рукой и, не дождавшись ответа, пошёл к куланам, которые спокойно паслись среди коз. Может, они забыли меня, но, едва я приблизился к ним, кобыла навострила уши и отошла, жеребёнок за ней. Какое-то время я безуспешно ходил за ними, потом, заметив улыбку горянки, решил обратиться к ней за помощью. Спрашивать ничего не потребовалось, Тано достала из сумки на поясе какой-то корешок и протянула мне. Я взял и стал рассматривать его. Корень как корень – белёсый с ворсинками. И что мне с ним делать? Женщина, поймав мой вопросительный взгляд, сказала:

– Покорми…

Вытянув руку с зажатым между пальцами корешком, я медленно приблизился к кулану и едва успел спасти кисть от его зубов, цапнувших угощение. Тут же получил кулачком в лоб от Тано. Горянка, таким образом завладевшая моим вниманием, достала ещё один корешок и, положив его на ладонь, скормила кобыле, затем поманила меня пальцем.

– Ты умираешь.

Огорошив меня, развернулась и, как ни в чём не бывало, побрела прочь. От её слов изнутри головы что-то со звоном подступило к глазам и ушам. Хотя после всего, что я пережил там, в будущем, беспощадная и неотвратимая смерть меня не могла уже испугать. Звон из ушей вскоре исчез, и мысли снова стали кристально чистыми.

Горянка не ушла. Она всего лишь отошла к кожаному мешку, лежащему неподалёку. Покопавшись в нём, она принесла мне теперь какой-то чёрный корешок.

– Съешь. Будет хорошо, – пообещала она.

Трясущимися руками я взял корешок и, не задумываясь, положил в рот. Вкус, надо сказать, мне не запомнился. Немного горечи, и во рту сразу же пересохло…

По-прежнему было прохладно, но уже чувствовались с порывами ветра тёплые потоки воздуха, и по-прежнему медленно двигались в небе серые тучи, не угрожавшие дождём…

После холодной ночи на рассвете потянул тёплый южный ветерок. Проснувшись, я вышел из полуземлянки на воздух. Над рекой выкатывалось яркое солнце, разгоняя предрассветную мглу над пока спящей дюной. Моё самочувствие заметно улучшилось. Ещё была в теле слабость, но душевное волнение сигнализировало, что неизвестная хворь отступила, мне хотелось тогда что-то начать делать, в общем, продолжать жить!

За мной выползла из жилища волчица, потянулась и стала толкаться, заходя то сзади, то сбоку. Потрепав её за ухо, я стянул с себя кухлянку и, спустившись к реке, с удовольствием поплескался в бодрящей водичке. Улыбнулся, увидев Утаре, подбежал и подхватил любимую на руки.

– Тебе стало лучше? – прошептала она.

– Мне хорошо, – ответил я и поцеловал её в носик.

Не знаю, что она при этом чувствовала, но всегда, когда я делал это, Утаре заливалась смехом. И тогда она не смогла сдержаться.

Вырвавшись из моих объятий, любимая отправилась к тлеющим углям, бросила на них большую сухую ветку и скрылась в жилище горцев.

Наша возня разбудила соплеменников. Видя их беззаботные улыбчивые лица, я вспоминал, как наш народ из будущего обычно просыпался и посмеивался: угрюмые, заспанные, уже с утра успевшие устать образы всплывали из глубин памяти, в тот момент изрядно меня веселя.

Уро вытащил из ледника подтаявшую тушу кулана и, бросив её у костра, стал срезать с неё куски мяса и класть их на тлеющие угли. Запах подгоревшего жира пробудил во мне аппетит. Вырубив из туши ребро, я воткнул его под углом в песок, чтобы мясо запекалось от жара, а не горело. Уро, улыбаясь, выхватил из углей кусочек и, перекидывая его в ладонях, стал дуть, охлаждая. Почерневший, обуглившийся кусок внутри остался сырым, но горца это обстоятельство не смутило. Чавкая, он с удовольствием жевал полусырое мясо.

– Уро, пойдём в горы, – попросил я.

Поскольку рот горца был занят, великан энергично закивал. Туро, крутившийся рядом, услышав о моих планах, тут же убежал. Наверняка чтобы поделиться этой новостью с Тухо. После освобождения Утаре я обещал, что мы все вместе пойдём в горы за маленькими козлятами.

Я предложил Люту и Лиму присоединиться к походу, обещая, как только горцы отправятся назад с пойманными козлятами, показать соплеменникам, как я выплавляю бронзу. Уговаривать мастеров не пришлось, и все мы спустя какое-то время отправились в путь. Солнце ещё не грело, но день обещал быть жарким.

К горам мы добрались без приключений, но уже вечером мне пришлось славить Всевышнего, что остался жив.

Узким ущельем мы вышли к едва заметной тропе, уходящей вверх пока ещё по пологим, поросшим лесом холмам. Выше вздымались заснеженные пики, их вершины прятались в облаках. Уро показал вверх, давая понять, что нам нужно идти туда. Он привёл наш отряд к реке. Сильный, бурлящий поток создавал много шума. Наши голоса исчезали в окружающем рокотании, не достигая слуха. Вода пенилась, но, вопреки моим представлениям о горных реках, весной она была прозрачна, кристально чиста, и казалось, переправиться на широком, мелком участке будет просто.