Я видел головы Уро и Туна за стеной. Поднялся и с удивлением обнаружил, что стена – это только часть странного сооружения вроде лабиринта, сложенного из камней до груди взрослого человека, а кое-где и выше. Лезть через те валуны не стал. Пошёл искать вход. Обнаружил его сразу: не такой уж и большой оказалась эта постройка, как с первого взгляда. У входа стояли козлы-заграждение, составленные из корявых веток, связанных верёвками. Стояли они чуть в стороне, но закрыть вход ими можно было быстро. Я попробовал приподнять их, пошатал и пришёл к выводу, что хоть сейчас можно смело использовать козлы для пиления дров. Неужто горцы намерены каким-то чудесным образом заманить в лабиринт горных коз?

Я застал их, на мой взгляд, в пикантной ситуации. Туро и Тухо отливали под валун, почему-то брошенный в центре прямоугольного загона. Журчали они прямиком в ямку, похоже, там тот валун и лежал когда-то. Моча пенилась и не уходила в землю, скорее всего, Уро и Тун уже сумели отметиться там. Скажу без обиняков – нассали они прилично.

И я отлил в ту ямку с Лиму и Лютом. А потом все мы спрятались на обустроенной лёжке в метрах двадцати от лабиринта. Отдыхали там часа два. Вдруг Уро, наблюдающий за окрестностями, присел и прошептал:

– Стадо спускается…

До сих пор для меня тот способ приманить горных коз остаётся чем-то магическим, непостижимым, но стадо голов двадцать – двадцать пять спустилось с гор на запах мочи и вошло в лабиринт. Горцы выскочили из укрытия и оттащили заграждение, перекрыв выход. Потом закричали, и я увидел прыгающих через валуны взрослых коз и козлов. Потянулся за луком, но куда там: от коз и след уже простыл! Знал бы, что так всё будет, может, и подстрелил бы рыжую бестию.

В итоге лишь пятеро малышей угодили в ловушку. Их со связанными ногами принесли довольные собой горцы к лёжке.

Я сходил посмотреть. Не верилось, что козы станут пить мочу. Они её не только выпили, но и края ямы успели выгрызть!.. Может, проще было взять с собой соль? Или всё-таки у соли нет такого запаха, чтобы животные учуяли её издалека? Я до сих пор не знаю…

Думал, мы останемся здесь ещё на какое-то время, но Уро сказал, что у этого стада малыши появятся не скоро, а других коз поблизости нет. И мы в тот же день спустились к лесу и там переночевали. На следующий день горцы, проводив нас к выходам руды, втроём направились к посёлку. С нами остался Туро. Уж очень малыш хотел стать металлургом.

Лагерем мы стали у осиновой рощи. Рядом обнаружилось и болотце. Там крякали утки, и я надеялся, что смогу обеспечить нашу компанию утиным мясом. Пусть это место было чуть дальше от того, где я с горцами выжигал уголь в прошлом году, но ель давала маленький выход, а дуб был слишком твёрдым и требовал титанических усилий при заготовке. Проверил лично – от осины был хороший выход угля!

Выкопав пять глубоких ям, мы разделились. Я и Лют заготавливали древесину, а Туро с Лимом таскали к ямам руду. Мы не спешили, и работалось в этот раз куда приятнее. Я полагал, что в посёлке достаточно рук, чтобы и поле засеять, и на охоте успеть.

Когда зарядили древесиной ямы и засыпали их землёй, Лют стал помогать рудокопам, а я по большей мере пропадал на болоте. Хотя и промокал часто, но в хороший день бил по десятку уток. Их на болоте было так много, что тревожащие совесть мысли о браконьерском промысле покинули меня с улыбками соплеменников, отведавших запечённую в глине дичь.

Господи, как же хорошо никуда не спешить! Пока я сооружал плавильню, соплеменники дробили собранную руду. Нет, не в пыль, конечно, но всякие силикаты и сульфиды, наверное, оббить им удавалось. Я-то уже знал: чем меньше фракция, тем больше выход!

Каждый день я отмечал зарубками на палочке направление ветра и выяснил, что здесь чаще дует восточный. Вот с востока я и оставил приличную щель в глиняном колпаке над ямой-плавильней и нарастил её немного глиной в форме раструба. Как изготовить кожаные мехи, я раздумывал, и мне казалось, что сделать их возможно, но руки пока так и не дошли.

Яму я рыл на склоне и даже сделал глиняный сток, чтобы расплавленная руда не собиралась на дне в криницу, а вытекала из печи на залитую глиной площадку. Первая же плавка оказалась успешной. Всё случилось так, как я представлял. Вот только едва я сунулся к тонкому ручейку, появившемуся из стока, как почувствовал во рту привкус металла и обратил внимание на едва заметную дымку испарений над печью и застывающей бронзой. В горле запершило, и я побежал к болотцу. Соплеменники тут же столпились над площадкой, криками выражая свой восторг.

Я полоскал рот и горло водичкой и уже с равнодушием констатировал, что давно отравлен теми ядовитыми парами. Сейчас организм отреагировал сразу, а раньше я спокойно вдыхал вредоносные испарения, не чувствуя особого дискомфорта. Вот и обнаружилась причина моего недавнего недомогания. Надеюсь, свежее молоко ещё не поздно попить с пользой. Хотя, как говорят в будущем: «Поздно пить боржоми, когда почки отказали!»

Мы возвращались домой, нагруженные металлом. Соплеменники радостные и в предвкушении «что-нибудь смастерить», а я – опечаленный, с мыслями о скорой смерти. Но не смертью и унынием дышала природа. От земли шёл тёплый, душный, живой травяной запах, сквозь прошлогоднюю траву пробивались ярко-зелёные стрелки, в рощах наливались на деревьях почки. Весело стрекотали птички. Везде кругом всё двигалось, шуршало, и весенний воздух был полон звуками пробуждающейся молодой бодрой жизни.

Ещё я раздумывал о том, как им сказать об угрозе. Тем, кого научил металлургии. И думы ползли одна за другой, злые и безотрадные: скажу я им, что если будут плавить руду, а из полученного металла изделия, то вскоре умрут, и что? Вряд ли не станут. А помочь чем? Тряпки на маску и той в этом мире не найдёшь. И не сказать нельзя. Вроде как сам их тогда убью, обреку на мучительную смерть, как себя.

Тогда меня ещё сильнее охватила эта через край бившая кругом жизнь. Ведь отовсюду плыла такая масса звуков, что казалось, им было тесно в воздухе. Мы добрели до истоков реки, и кругом во влажной осоке обрывисто и загадочно квакали проснувшиеся от долгой спячки лягушки, задумчиво трещал коростель. Природа жила вольно, безудержно, с непоколебимым сознанием правоты своего существования! Жить, жить сегодня, жить полной жизнью – эту тайну раскрывала для меня природа. И среди этого таинства неудержимо рвущейся, бурлящей жизни брёл я с упорными думами о смерти…

Глава 32

Той, вожак Рыб, забрёл в прибрежную осоку справить нужду и остался там. Нашли его спустя два дня с пробитым черепом. Кто его так приголубил, теперь предстояло выяснить мне.

Тогда я не мог понять соплеменников! Мы вернулись в посёлок к вечеру, когда солнце село, но ещё было светло. Повстречали вначале горцев – Уро и Туна. Они по-своему выразили радость по поводу нашего возвращения, отбив дружескими похлопываниями плечи. По крайней мере я от их проявлений симпатии даже взбодрился до слёз в глазах. Пастухи показали нам пойманных недавно козлят, резвящихся в общем стаде, и я даже покормил своих куланов корешками, что дал мне Тун. О смерти Тоя они ничего не сказали и вели себя как обычно, просто и безмятежно.