«агентом буржуазного империализма»). Из доклада Кюльмана кайзеру явствует, что, оказывая поддержку коммунистам, немцы предоставляли «безвозмездную помощь» независимому подрывному движению, а не финансировали политических агентов и шпионов, действовавших по их указаниям. В первые годы войны немцы поддерживали различные сепаратистские движения представителей национальных меньшинств; после падения монархии наступил черед большевиков.

Нелегко определить, что подразумевалось под указанием о том, что германская помощь большевикам поступала «по разным каналам и под разными предлогами». В телеграмме, посланной в ставку 29 сентября 1917 г., Кюльман упоминает о том, что предпринимаемые министерством иностранных дел в этом отношении действия осуществляются в тесном сотрудничестве с политическим отделом Генерального штаба действующей армии (капитан фон Хюльзен)[320] и, возможно, подробности будут обнаружены в германских военных архивах[321].

Что касается германского министерства иностранных дел, то не может быть сомнений в том, что официальное опровержение германским правительством в 1921 г. факта существования в архивах министерства иностранных дел каких-либо документов, касающихся финансовой помощи русским большевикам, выглядит по крайней мере неискренним. В архивах дипломатической миссии в Берне, например, находится «абсолютно секретное» донесение от 30 апреля 1917 г., в котором германский посланник в Берне барон Ромберг приводит свой разговор со швейцарским социал-демократом Фрицем Платтеном (он делал последние приготовления к отправке первого запломбированного вагона и сопровождал Ленина и его попутчиков из Швейцарии до финской границы). Платтен передал от имени русских благодарность за принятые эффективные меры, выразил сожаление по поводу того, что его не пустили в Россию, и описал с чужих слов, какой восторженный прием был оказан Ленину по приезде в Петроград, где, по словам Платтена, три четверти рабочих поддерживали Ленина. «Из того, что сказал мне Платтен, – говорится далее в послании Ромберга, – мне стало ясно, что эмигранты нуждаются в деньгах для ведения своей пропаганды, в то время как их противники располагают неограниченными средствами. Деньги, собранные для эмигрантов, попадают главным образом в руки социал-патриотов. Я принимаю меры к тому, чтобы поручить тайному агенту изучить крайне деликатный вопрос, есть ли возможность передавать им деньги таким образом, чтобы они не считали это предосудительным. Тем временем я бы был благодарен, если бы меня могли информировать телеграммой о том, получают ли уже революционеры финансовую помощь по другому каналу».

Никакого ответа – ни телеграфного, ни иного – в этой особой папке[322] не найдено, и след, как это часто происходит, когда дело касается совершенно секретных материалов, исчезает.

Ссылки на усилия тайного агента Ромберга имеются, однако, в папке, относящейся к деятельности другого германского агента, некоего Александра Кескюлы. В этой папке содержится датированное 9 мая 1917 г. донесение германского военного атташе в Берне своему министру. Агент Ромберга, именуемый господином Байером[323], писал 4 мая военному атташе, что вслед за предварительным зондажем большевика доктора Шкловского и меньшевика П. Аксельрода он имел еще беседу с представителями «различных оттенков предрасположенной к миру социалистической партии в Цюрихе» (Байер не называет их), которые проявили заинтересованность в содействии в деле немедленного заключения сепаратного мира любой ценой между Россией и Германией. Обсуждался вопрос о финансовой поддержке. Господин Байер предложил предоставить значительную сумму денег и намекнул, что другие его богатые друзья могут поступить таким же образом. Он резюмировал результаты этих переговоров так: «1) Личность жертвователя гарантирует, что деньги идут из источника, не вызывающего подозрений; 2) Жертвователю или лицу, передающему деньги, по официальным или полуофициальным рекомендациям должен быть разрешен въезд в Россию с этими деньгами; 3) Так как деньги надо будет употребить немедленно, необходимо иметь их наличными, а не в виде аккредитивов, которые трудно будет реализовать, не привлекая внимания. Швейцарскую валюту было бы легче всего, наиболее эффективно и наименее заметно преобразовать в какую-либо ликвидную и полезную форму».

Нет смысла говорить, что господин Байер считал себя надежным посредником для такой операции.

Эти донесения бросают некоторый свет на природу «каналов» и «предлогов». Настроенных в пользу заключения мира русских социалистов, к которым обращались, устраивала мысль о том, что богатые товарищи и друзья окажут финансовую помощь их пропаганде. Настроенными в пользу заключения мира, очевидно, были циммервальдские левые, среди которых Ленин был самым ярым пораженцем. В цитированной выше книге Мельгунова сообщается о разговоре, который у него состоялся в 1917 г. в Москве с историком Покровским, заявившим, что большевики получали деньги от германских социал-демократов. Этот источник мог бы быть приемлемым для большевиков, хотя социалисты разных оттенков, вероятно, посчитали бы это неубедительным. Опубликованный Никитиным материал указывает, что переведенные с помощью госпожи Суменсон средства поступили от Фюрстенберга-Ганецкого, члена Польской социал-демократической партии. Деньги, пересланные по этому каналу, можно считать полученными от «друзей и товарищей». «Доктор Парвус» в то время был широко известен как агент германского правительства. Он вел себя настолько неосмотрительно, что Ленин отказался встретиться с ним по пути в Россию, избегая прямых контактов. Однако Ленин постоянно поддерживал связь с Фюрстенбергом-Ганецким, который был служащим Парвуса в бизнесе, его партнером в политике и сообщником по германским интригам (в июле 1917 г. «Правда» из кожи лезла вон, защищая революционную неподкупность и честность Фюрстенберга-Ганецкого).

В любом случае сейчас ясно, что, пусть и под разными предлогами, деньги поступали от германского правительства. Дадут ли германские архивы ответ на вопрос о том, было ли известно об этом Ленину и в какой степени? Содержание относящихся к высоким сферам документов, которые воспроизведены здесь, очевидно, указывает на то, что тщательное исследование контактов между немцами и большевиками на низшем уровне окажется плодотворным.

2

Отто Эрнст Шюддекопф

Германия между Востоком и Западом

Карл Моор и немецко-русские отношения в первой половине 1919 г.

В первые три месяца 1919 г., когда в тяжелых боях Гражданской войны еще решался вопрос о существовании молодой республики, немецкий народ, полный забот и иллюзий, ожидал объявления условий заключения мира. Экономике не удалось перестроиться на мирные рельсы. Миллионы демобилизованных солдат и рабочих оборонной промышленности остались без гарантированного дохода и были готовы (даже слишком готовы) завербоваться в одну из участвующих в Гражданской войне армий: в армию правых или левых. Казалось, в подобной безнадежной ситуации должна была бы заглохнуть любая дискуссия о создании активной внешней политики немецкой республики. Но это было совсем не так. Речь шла не только о том, что многие считали, будто, присоединившись к одному из предполагаемых победителей, Германия сможет избежать утраты своего значения великой державы. Огромное число опубликованных в то время проектов доказывает распространенность этой нереалистической оценки положения рейха.