Качнул головой и не ответил. Снова протянул руку, а мне очень хотелось отшатнуться, не дать дотронуться до себя, но одного желания мало оказалось. Лорд даже не заметил моего порыва, а положил ладонь на плечо, прислушался. Молчал и смотрел будто сквозь меня, не замечая ни слез, ни отчаяния на лице, ни того, что кусаю до крови губы, пытаясь удержать новые обидные слова.

— В позвоночник вошла, — проговорил он. — Начну вытаскивать, хуже сделаю. Раскрошу ли, целой выманю, толка не будет. Пока выйдет, навредит немало.

Вовсе не услышал моих слов, кажется. А у меня сердце стучало бешено, в голове было шумно, и перед глазами комната качалась. Это ведь он о том сейчас, что можно навсегда остаться неподвижной.

Доводилось встречать в жизни такого человека, которому свет был не мил. Он ни ходить, ни сидеть не мог. Тоже разговаривал, но всегда неохотно, через силу.

Войд с лавки поднялся и прошелся по комнате, крепко раздумывая над чем-то. Я следила за ним взглядом и прокручивала в уме, как ждала веселого зрелища и радовалась ему, как плела ободок в подарок, как ощущала жар от костра, вызвавший всплеск моей силы, и первое движение иглы в теле. Хоть немного, но помогли эти воспоминания. Они жалость к себе вызвали, а жалость — это бесполезное занятие. Зубы нужно сцепить, в панику не ударяться, а тоже подумать сейчас над тем, что еще можно сделать.

— Если у вас защита на чародеев рассчитана, значит, им не под силу с ней совладать?

Войд обернулся, снова посмотрел на меня. Понял, наверное, что теперь можно с чародейкой по-человечески разговаривать, или же поймал какую-то мысль.

— Что ты любишь, Весна?

— Что?

— Чародеи любят жар огня, тепло южного ветра, искры ярких костров и сияние палящего солнца в вышине. Что любишь ты?

Вот так с ходу ответить? Призадумалась я.

— Не знаю. Тепло — это славно. Но говорят, будто у чародеев не бывает снега зимой. А как же без снега? Тоскливо, если постоянно жар, а мороз не трескучий, узоров красивых на стекле не нарисует.

Я поймала его улыбку не на губах даже, а в прозрачных глазах.

— Ты Северные земли любишь.

— Росла здесь. Отчего мне родную сторону не любить?

Он склонился еще ниже.

— Тогда уговори свою силу поддаться. Ласковой стань, не борись. Не огнем, против которого защита работает, действуй. И не выталкивать иглу пытайся, а растопи так, чтобы она не признала угрозы в тебе. Умеешь ведь подчиняться льду и побеждать.

Не иначе как припомнил поцелуи наши возле промерзшей стены.

«А ты помогать не будешь?» — хотелось спросить. Только ведь недавно обвиняла его во всем, а теперь снова хотела помощи просить. Вот уж чего не заслужила от него. Сама должна справиться, спасибо, что советом помог.

И я попробовала. Прикрыла глаза, собралась и постаралась определить, где сейчас в теле игла. Эх, кабы не осложнялось тем, что я не чувствовала ничего. Тогда и вспомнила, как под снегом не услышала шагов войда. Это кошка узнала его, она позвала. Моя сила умнее порой, чувствительнее и гораздо внимательней. Нужно только направить ее.

Легким скоком магия прошлась вдоль позвоночника, прогладила пушистым хвостом каждый позвонок, мягкой лапкой тронула, лизнула шершавым языком гибкие хрящики, накололась и резко отпрянула. Ей вновь хотелось зашипеть на чужую инородную мерзость, но я представила, будто кладу ладонь на оскаленную морду, как когда-то войд успокаивал Эрхана, заставляя того смириться с чародейкой.

Направила кошку снова. Это не опасный лед, просто иголочка, частичка красивой снежинки, которая легко растает от прикосновения. Вот так, кусочек за кусочком, как тают на окне ледяные узоры, когда прикладываешь к ним теплую ладонь. Сперва заставить сгладиться острое навершие, так хищно глядящее на меня из моего же тела, а дальше дело проще пойдет.

Не бойся, не бойся, что сразу не выходит, попробуй еще раз. Лизни горячим языком иголку, не обращай внимания, как больно колет, как щетинится, заряженная чужой змеиной силой, и не поддается тебе.

Не могу.

Снова на лице горячие слезы. Соленые и горькие, они скатывались по щекам, попадали в уголок рта, стекали на шею. Их я ощущала, а больше ничего.

Впустую все, напрасно. Защитная магия — сильная магия! Испокон веков, что лес стоит, она охраняла его от вторжений. Берегла, наверное, и в ту пору, когда между льдом и огнем случилась жуткая война. Сколько огненных волшебников полегло тогда среди заснеженных, топорщащихся острыми иглами деревьев? Я отлична от них лишь тем, что росла в этих лесах, но моя сила — огонь, а он не терпит холода.

Зачем шла? Зачем училась? И почему хранила на сердце тайную несбыточную мечту? Расплата настигла в момент, когда не ждала, когда отпустила себя и поверила в легенду, но кому теперь нужна такая чародейка?

Я перевела взгляд с белых бревен на лицо ледяного лорда. Невозмутимое, спокойное и равнодушное лицо. Совсем недавно представлялось, будто вижу в его глазах улыбку. А он тоже не умеет чувствовать, совсем не умеет. И мне все только мерещится.

Вот и снова почудилось, будто, заметив слезы, дернулся судорожно, и в прозрачном холоде взора опять что-то мелькнуло. Шагнул к лавке, сел зачем-то рядом со мной. Пожалеть сел? Ведь не умеет. У меня тело не чувствует, у него сердце. Но коли так, то не будет сложностью для него одну мою просьбу исполнить. Чего теперь уж терять? И когда бы еще, в какой иной ситуации набралась я смелости, чтобы спросить: «Поцелуешь меня?»

Он не заколебался даже мгновения, будто того и ждал. Склонился, поцеловал. Раскрыл стиснутые в страхе губы, и закружилось вокруг, как совсем недавно, но по иной причине и совсем иначе.

У Бренна удивительно выходило: требовательно, уверенно, но с нежностью. Когда на кончике языка оседает сладкая горечь, когда соприкасаются невозможные вещи: лед и пламя — связываются друг с другом, сцепляются в магические узоры. Слияние губ в сложной игре прикосновений. И напор, то резкий, довлеющий, то дразнящий, мягкий, вынуждающий меня отвечать.

Я уже позабыла, для чего просила поцеловать. На память собиралась сохранить, а сейчас…

Магия потекла по венам тем самым огнем, который был частью меня, который мог спасти или погубить. Растопить иглу или протолкнуть туда, откуда больше не достать. Но направляла ли я огонь? Нет. Злая сила, добрая сила — ее больше не существовало, она перестала разделяться на лед и пламя.

Я не цедила огонь крохотными каплями, подобно исцеляющему бальзаму на больное место, он сам расходился теплыми волнами от моих губ, раскручиваясь по спирали. Все, что совершалось, было частью меня и моей магии, частью того колдовства, которое дарили поцелуи Бренна и рисунки его прикосновений на моих пылающих и ноющих губах. Я настолько растворилась в ощущениях, что совсем интуитивно направила силу в самый холодный участок, которого еще не коснулся жар.

А затем кроха за крохой тепло отвоевало у змеиной магии живое тело, потому что мне очень хотелось чувствовать ласки и уметь ласкать в ответ. Как не сцепить пальцы на его шее и не сжать в ладони мягкие снежные волосы? Как не пройтись рукой по твердой груди и не прижаться ближе?