Генералу Коновницыну главнокомандующий так объяснил свою стратегию изгнания врага из России: «Ты видал, когда осенью выставляют зимние рамы? Обыкновенно между рамами попадаются мухи. Пожужжав и повертясь немного, они околевают. То же будет и с французами: все они скоро издохнут!»

Кстати, наполеоновские маршалы довольствовались жареной кониной и кипятком из растопленного снега, а среди солдат даже возникло людоедство. Сам Кутузов писал жене: «Вчерась нашли в лесу двух французов, которые жарят и едят третьего своего товарища». Федор Глинка вспоминал: «Французский пленный, поедая мозг из вскрытого черепа своего приятеля, говорил мне: возьмите меня учителем, я еще могу пригодиться России».

Невероятные лишения и трудности терпели и русские солдаты. Если французы отступали по наезженному Смоленскому тракту, то кутузовские войска преследовали врага по плохо проходимым проселочным дорогам, а то и по снежным полям, в морозы и вьюги волоча за собой артиллерию и обозы. Русские войска начали наступление до того, как в Тарутино поступили сапоги и полушубки на всю армию. Многие солдаты были в летнем обмундировании. Из армии ежедневно выбывало большое количество заболевших. Войска Кутузова уменьшились только за счет больных на 30 тыс. человек. Вскоре боеспособных солдат осталось не более 75 тыс.

Кутузова потом много критиковали за то, что он так и не ликвидировал остатки Великой армии во время ее бегства к Березине и Неману. Проделать это оказалось сложно: новобранцы, которых было большинство, уступали в выучке ветеранам. Русские несли потери и от зимних холодов, и от недостаточного питания. Потери за счет больных превышали боевые. Так, после трехдневного боя под Красным в наличии у Кутузова оставалось уже не более 50 тыс. солдат. Именно им надлежало держать заданный темп преследования. В штабе рассчитывали, что Бонапарта сумеют захватить в «мешок» войска Чичагова, Витгенштейна и Тормасова. Но, поскольку Тормасов опоздал к днепровским переправам у Орши, Наполеону все-таки удалось переправиться и уничтожить мосты. Теперь предполагалось полностью окружить и добить остатки французов (около 20 тыс. еще относительно боеспособных солдат и 40-тысячную вереницу больных и калек) на Березине. До этого терпеливый и осторожный Кутузов не стремился форсировать события. Он берег солдат для решающих схваток, когда удастся прижать остатки Великой армии к водной преграде.

Несмотря на оттепель, превратившую дороги в жидкое месиво, Наполеон из последних сил рвался к Борисову, где надеялся переправиться через Березину. Медвежий капкан на переправе у Борисова грозил захлопнуться, и пробивавшиеся с боями к Березине остатки французской армии должны были попасть в плен.

Русские войска успели взорвать единственный мост через Березину, которая еще не замерзла, и перейти ее по льду не представлялось возможным. А паводок кое-где размыл берега и превратил реку в еще большее препятствие, потому что грязевые болота около воды делали движение по берегам крайне трудным. Казалось, Бонапарт попал в западню.

«Это начинает становится очень серьезным», – озабоченно признался Наполеон Арману Коленкуру. Однако он сумел показать когти. В критической ситуации, когда дорога была каждая минута, Наполеон смог ускользнуть от численно превосходящих русских войск Витгенштейна, Торкасова и Чичагова. «Смотрите, как проходят под самым носом у противника», – ехидно заметил Бонапарт своей изумленной свите.

Французский император воспользовался тем, что войска Кутузова отстали от него на три перехода. Легендарный гусар-партизан Денис Давыдов не исключал, что Кутузов намеренно стремился «избежать встречи с Наполеоном и его гвардией, он не только не преследовал настойчиво неприятеля, но, оставаясь на месте, находился все время далеко позади». Примерно так же считал и Ермолов. С помощью войск маршала Удино Наполеон сымитировал переправу за Борисовом. Чичагов «купился» на уловку и с частью сил кинулся туда (из-за этого промаха адмирала сделали козлом отпущения, а ведь специфика морского боя в корне отличается от сухопутного). Тем временем Бонапарт приказал саперам восстанавливать разрушенный мост через Березину, а сам, воспользовавшись тем, что у деревни Студенка польские уланы отыскали брод, приказал своим саперам собрать все деревянное, не останавливаясь даже перед разборкой изб, и, как только стемнеет, быстро наводить три моста.

В течение 14—16 ноября наполеоновская армия (вместе со свежими корпусами Удино и Виктора она могла насчитывать до 50 тыс. солдат разной степени боеготовности с 250—300 пушками) переправлялась на правый берег реки. «Я перехитрил Чичагова!» – радостно воскликнул Бонапарт, обращаясь к своему свитскому генералу Раппу. Но тут подоспели русский авангард Ермолова, казаки Платова, войска Витгенштейна и одураченного Чичагова. Началось светопреставление.

До сих пор точно не известно, сколько Наполеон потерял при переправе. Только пленными его армия лишилась 24 тыс. в основном уже небоеспособных солдат. Множество было порублено казаками. Русской стороне эта операция стоила 4 тыс. человек. Вся земля в округе была покрыта трупами убитых и замерзших людей. Как военная сила Великая армия перестала существовать.

Но Наполеон с гвардией (порядка 8500 солдат) успел-таки перейти через Березину. Из-за нерасторопности генералов Ланжерона и Чаплица мосты через лежавшие по ту сторону Березины Земблинские болота остались не разрушенными, и по Земблинскому дефиле Наполеон ушел на запад.

Итак, Бонапарту удалось ускользнуть, и агония его империи затянулась на два с лишним года. Потом поговаривали, что, узнав о случившемся, Кутузов с сожалением воскликнул: «Эх! Не все сделано! Если бы не адмирал, то простой псковский дворянин сказал бы: „Европа, дыши свободно!”» Не кривил ли тогда душой главнокомандующий? Согласно свидетельству Ермолова, Кутузов приказал ему составить докладную записку о том, как на самом деле складывались события при Березине, но чтобы никто не знал об этом. Такая записка, оправдывавшая П. В. Чичагова, была составлена, но «вероятно, умышленно затеряна светлейшим». Сам Павел Васильевич писал потом С. Р. Воронцову: «Самая большая моя вина в том, что я пришел на место, указанное императором; другие же, кто не пришел туда, все оказались правы». Не исключено, что у Кутузова имелись большие сомнения в необходимости полного разгрома Наполеона. Британский офицер связи при русской армии генерал Вильсон написал, что как-то услышал от русского фельдмаршала весьма любопытное замечание, брошенное как бы вскользь: «Я ни в коей мере не уверен, что полное уничтожение императора Наполеона и его армии будет таким уж благодеянием для всего мира: первенство достанется не России и не какой-нибудь другой континентальной державе, но только той, что уже и так является царицей морей, чье владычество тогда станет невыносимым». Эти слова оказались пророческими.