— Командующий!

Крик воина вырвал Каллиадеса из раздумий.

— Светает! Мы можем ехать!

Родосец Эхос ненавидел кровь.

Смешанная с грязью на плоской равнине Скамандера, она была скользкой и предательской. А еще она высыхала на рукояти меча, прилипая, как лошадиный клей, и оружие становилось трудно держать.

Ветеран, пятнадцать лет прослуживший в отряде троянских скамандерийцев, Эхос сражался далеко на юге в Ликии, далеко на востоке в Зелии и в снежных северных горах Фракии, но никогда не думал, что встретится с вражеской армией у стен Золотого города.

Мелькнул меч, нацеленный ему в лицо. Качнувшись вправо, Эхос нанес ужасный рубящий удар двумя руками; меч отскочил от края вражеского щита и врезался в щеку противника. Воин рухнул, и Эхос перешагнул через него.

При первых лучах рассвета скамандерийцы атаковали микенскую фалангу к югу от реки. Микенские ветераны были тяжело вооружены и стояли плотным строем. Никто из них не дрогнул, и все долгое утро они шаг за шагом оттесняли троянские войска обратно к берегу реки. Скамандерийцы сражались справа, отряд Гераклиона — слева.

«Проклятые гераклионцы отступили первыми, — подумал Эхос, — и сражение было бы проиграно, если бы не почти самоубийственная атака конницы».

Сотня всадников, последние оставшиеся в городе воины Троянской конницы, во главе с огромным человеком на громадном боевом коне врезались во фланг микенской фаланги. Эхос и другие окруженные защитники Трои разразились приветственными криками, узнав Антифона, толстого сына царя. Одна сторона фаланги была прорвана, и в прорыв ворвалась троянская пехота, рубя и полосуя. С этого момента бой превратился в рукопашную резню. Троянцы снова продвигались вперед, шаг за шагом по кровавой земле.

Микенский воин дико замахнулся на Эхоса, потерял равновесие, поскользнувшись на крови и грязи, и Эхос увернулся от клинка, отразив его щитом. Панцирь микенца доходил до самого горла, поэтому троянец упал на одно колено и воткнул меч в пах врага под нижней кромкой щита.

Микенец упал, шлем слетел с его головы. Эхос, снова вскочив, рубанул его поперек лба, разбрызгав мозги. Потом перешагнул через труп.

Он рискнул бросить взгляд вправо, туда, где сражался его младший брат Борос. Эхос не увидел его, но трудно было отличить одного покрытого кровью воина от другого. Эхос беспокоился за брата. Тот получил рану в голову в одной из стычек во Фракии и почти ослеп на левый глаз. Борос никому об этом не сказал, боясь потерять место. Поэтому Эхос нашел ему башенный щит. Это был старинный щит, и остальные воины смеялись над Боросом, но такой щит прикрывал левый бок лучше любого круглого. Эхос гадал, жив ли еще мальчик.

Перед ним возник залитый кровью человек, фессалиец, судя по его причудливым доспехам. Эхос отразил щитом удар и вонзил меч фессалийцу в шею.

«Причудливые доспехи, а защиты для шеи нет», — подумал он, когда человек рухнул; кровь хлестала из горла умирающего.

Человек с огромной раной на бедре упал перед Эхосом в грязь, и Эхос воткнул меч ему в лицо. Тот содрогнулся и затих.

К Эхосу подбежал огромный микенец; он оказался быстрым, могучим и удивительно быстрым. Их клинки сталкивались снова и снова, и Эхосу пришлось отступить. Микенец высокомерно ухмыльнулся, напал снова — и Эхос нанес сильный ответный удар, ранив его в щеку. Теперь наступал Эхос, но микенец отбивал каждый его удар. Внезапно микенец шагнул вперед, их клинки столкнулись, а потом противник ударил Эхоса в лицо свободной рукой. Эхос крякнул и попятился, спотыкаясь в грязи.

Микенец замахнулся, целя мечом в голову, Эхос уклонился и вонзил меч ему в живот. Когда вражеский воин упал, Эхос помедлил, переводя дыхание, потом перешагнул через мертвое тело.

Он понял, что меч его становится тупым. Он всегда носил за спиной запасной, но сегодня уже использовал его. Он должен был сделать передышку, чтобы наточить клинок. В конце концов он мог столкнуться с Ахиллом Убийцей. Все знали, что Ахилл где-то здесь. Ищи в самой гуще боя, говорили люди, там и найдешь Ахилла.

«Как и Гектора, — подумал Эхос. — И сейчас мы могли бы сражаться вместе с ним».

Военачальник Тирсит сказал, что Гектор прибудет через пять дней. Вместе с Троянской конницей. И тогда эти свиньи-микенцы не успеют опомниться, как умрут.

Перед Эхосом сбросили с коня троянского всадника, которого, как он знал, звали Олганос. Кровь текла из его ран, он казался оглушенным. К нему побежали двое вражеских воинов, и Эхос, перепрыгнув через убитого коня, ринулся на одного из них. Его меч вонзился подмышку этого человека и сломался. Эхос нырнул вперед и подхватил меч упавшего, потом прокатился по земле и встал. Второй воин воткнул меч в грудь Олганоса, прежде чем Эхос смог вколотить свой меч в череп врага. Олганос упал в грязь лицом и больше не шевелился.

Эхос перешагнул через тела.

Сквозь шум битвы и вопли умирающих он услышал стук копыт. Перед ним сейчас не было вражеских воинов, поэтому он рискнул обернуться, чтобы посмотреть в сторону реки.

Через равнину к ним галопом мчался отряд всадников, возглавляемый высоким воином с золотыми волосами и бородой; вот отряд прогремел копытами по временным мосткам. Высокий воин размахивал двумя мечами и орал боевой клич. За ним Эхос увидел Троянскую конницу и раскрашенных фракийцев.

«Подкрепление, — подумал Эхос. — Проклятье, в самое время!»

Он снова повернулся туда, где шел бой — как раз вовремя, чтобы мельком увидеть смертельный удар, который разнес его шею.

Позже, после полудня, Банокл сидел на южном берегу Скамандера, смывая кровь и грязь с волос и бороды. Вода сочилась под его доспехи и приятно холодила горячее тело. Банокл не был ранен, если не считать царапины на руке от случайной стрелы. Зато он устал и был голоден.

Река покраснела от крови, в воде плавали мертвые люди и лошади, их быстро уносило к бухте.

На другом берегу Банокл видел Каллиадеса: тот ходил среди раненых, добивая мечом вражеских воинов, подзывая носильщиков-помощников лекарей к троянцам и их союзникам. Мальчишки бегали среди раненых и мертвых, собирая стрелы, брошенные мечи и щиты. В небе собирались птицы-падальщики.

Неподалеку шесть человек пытались вытащить из реки дохлую лошадь. Банокл сердито встал.

— Сперва наших людей, вы, ублюдки! — крикнул он. — А не проклятых лошадей!

Воины поспешили послушаться, и он снова тяжело сел.

У него болела спина, обрубок уха нестерпимо чесался.

«Я становлюсь слишком стар для этого», — подумал он.

На него упала большая тень, и он поднял глаза.

— Хорошая работа, Банокл, — сказал царский сын Антифон.

Несмотря на свою грузность, он, похоже, тоже не был ранен.

— Ты явился как раз вовремя, слава богу войны Аресу! Враги уже с трудом оборонялись, и ваша атака была последней соломинкой, сломавшей спину ослика.