Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ухудшение политической ситуации в стране, большевистский террор на местах, угасание университетской жизни привели к тому, что летом 1921 г. С. И. Гессен примет решение покинуть Томск. «Я колебался еще между Москвой и Петербургом, и если в конце концов – уже в Томске – решил вернуться в Петербург, то потому, что мне все с большей и большей настойчивостью преподносился план отъезда моего за границу. Мне казалось, что в условиях все более прикручивающейся диктатуры я не смогу открыто высказывать своей точки зрения на марксизм, социализм, правовое государство, цели воспитания и реформу школьной системы. А так как не смогу и затаить своих мыслей на эти темы, то неминуемо попаду в конфликт с правительством, что в лучшем случае окончится удалением меня из университета»[404], – писал он много лет спустя. Недолгое пребывание в Петрограде, где С. И. Гессен получил должность профессора кафедры педагогики Петроградского университета педагогического института имени А. И. Герцена, прошло в подготовке к неминуемому отъезду. Судя по воспоминаниям, в том скудном наборе вещей, с которым семья покидала город, был и «маленький чемодан с. рукописями (конспектами лекций и начатыми работами.)»[405]. Как и многие его коллеги, в роковую минуту С. И. Гессен думал продолжать свои занятия. Вряд ли будет преувеличением сказать, что свой «маленький чемодан с рукописями» был у каждого ученого, покидавшего родину, – об этом свидетельствуют и старые бумаги, сохранившиеся в архивах В. В. Зеньковского, Ф. А. Степуна, Д. И. Чижевского, Н. А. Ганца, П. М. Бицилли, А. В. Флоровского и др. Но, покидая Петроград, С. И. Гессен воспринимал свой отъезд как исключительно временную меру и был уверен в своем возвращении, когда прежний порядок будет восстановлен: «Покидая Петербург, я разделял общее убеждение большинства моих друзей и знакомых, что Советская власть не продержится долго. Мне и в голову не приходило, что я покидаю Россию навсегда. Впоследствии я не раз еще жестоко поплатился за свой легкомысленный оптимизм, который соблазнял меня выдавать собственные желания за реальную действительность и жить все время на бивуаке, вместо того чтобы примириться с жизнью на чужбине и стараться войти в эту жизнь, не рассчитывая на скорое возвращение на родину»[406].
Относительно короткий немецкий период, открывавший жизнь С. И. Гессена в эмиграции, сыграл важнейшую роль в его становлении как одного из ведущих представителей философской и педагогической мысли российского зарубежья и мыслителя европейского масштаба. После недолгой остановки в Финляндии он вместе с семьей перебирается к отцу в Берлин и начинает предпринимать усилия для обретения своего места в научной и педагогической жизни Германии 1922–1923 гг. Следует помнить, что речь идет уже о состоявшемся профессионале с серьезной научно-педагогической репутацией, известном своими достижениями не только эмигрантскому научному и педагогическому сообществу, но и немецкой философской корпорации. Можно предположить, что С. И. Гессен всерьез рассчитывал именно на связи последней и на возможность карьеры на кафедре философии или педагогики одного из немецких университетов. Этим, по-видимому, объясняется то, что большую часть 1922 г. он проводит не столько в Берлине, сколько во Фрейбурге и Иене.
При этом воспоминания С. И. Гессена о пребывании в Германии более чем лаконичны. Вряд ли это объясняется только тем, что после Второй мировой войны ученому, пережившему ужасы нацистской оккупации Польши и потерявшему в концлагере старшего сына, не хотелось возвращаться в свое берлинское прошлое. В условиях Германии, погружавшейся в тяжелый экономический кризис, университеты практически не имели возможности предоставлять места эмигрантам, так что в один момент у С. И. Гессена возникает план занять профессорскую должность в Каунасе[407]. Ф. А. Степун так описывает состояние друга в письме из Берлина от 19 ноября 1922 г.: «Сережа – грустен, озабочен, неприкаян и ущемлен. Радость и блеск томской деятельности и славы отошел. В доме Иосиф-Владимиро-вича он никак не поставлен в размер своей сущности и заслуг. В семье будни, безденежье и забота <…> В философии – религиозно-онтологические поветрия; – Сережин стиль – в опале <…> В связи со всякими здешними планами и начинаниями. я пытаюсь связать Сережу с нами, но это мне не удается. Он почему-то никем по-настоящему не ценится. Все ощущают его гносеологическим скопцом. Может быть, выход его книги изменит дело»[408].
Непростые условия существования не становятся, однако, препятствием для интенсивной научной работы. Главная задача С. И. Гессена-ученого – реализовать планы, намеченные еще в Томске и Петрограде, в частности, сформулировать свое видение педагогики как прикладной философии, конспективно представленное уже в томских лекциях. «.Остановившись у отца, засел за писание книги “Основы педагогики”. Книгу эту я написал в Прусской государственной библиотеке, куда ходил ежедневно, как на службу, в течение нескольких месяцев. Закончил я ее во Фрейбурге, где провел лето 1922 г.»[409], – вспоминает он. Пребывание во Фрейбурге позволило С. И. Гессену не только восстановить связи с немецкими друзьями, но и завязать новые с русскими эмигрантами, в частности, с С. И. Карцевским и Д. И. Чижевским, которым в ближайшем будущем предстояло стать заметными фигурами общественно-педагогической, научной и культурной жизни российского зарубежья. Именно Д. И. Чижевский, с подачи Ф. А. Степуна и самого С. И. Гессена, станет автором рецензии на «Основы педагогики» в «Современных записках». «Рецензию на “Педагогику” Гессен просит передать Чижевскому. Он в Берлине уже говорил с ним об этом. Думаю, что Вы ничего против не имеете, и передам»[410], – пишет Ф. А. Степун соредактору журнала М. В. Вишняку 29 июля 1923 г. В следующем году рецензия известного философа и историка литературы была опубликована.