— Но вы хотя бы смогли себя простить, — продолжал я.

Гримаса на лице Фрэнка преобразилась в улыбку.

Он снова сел:

— Извините, продолжайте…

Я замолчал, чтобы Наоми обратилась к Муру сбоку. Не мог придумать ничего более раздражающего для него.

— Сменить жену — это одно, — сказала Наоми. — Мы хотели поговорить о детях…

— А что с ними не так?

— Имена.

— Ваши слова оскорбительны.

— Почему? — спросила она.

— Это дань памяти. Самая большая, на которую я только способен. Так вы ради этого сюда явились? Об именах моих детей говорить? Они записаны в свидетельствах о рождении. Это тоже не секрет.

— Кстати, о секретах. Что бы рассказали стены дома на Брайарс-Грин, одиннадцать, если бы могли говорить?

— Вы тут упомянули об уровне реальности…

— Хорошо, пойдем дальше. Что бы сказали соседи за этими стенами? О вашем первом браке?

— Я же честно поведал о наших проблемах.

— Вы сказали, что боролись с чем-то, — сказал я, доставая свидетельские показания. — Оказывается, не с чем-то, а с кем-то. — Я бросил бумаги на стол.

Мур подался вперед. По мере чтения голова его опускалась все ниже.

— Можете взять себе, мы сделали копии.

Он отодвинулся к спинке стула, подальше от документов. Потом оглядел кабинет так, будто только что очнулся.

— Нам нужно знать, с чего все началось, Фрэнк. И чем закончилось.

— Все, черт побери, знают, чем закончилось, — сказал он безжизненным голосом.

— Отчасти. Вы ссорились из-за Ребекки?

Мур посмотрел на меня.

— Мы совсем недавно выяснили, что это благодаря ей у вас есть алиби на ночь убийства…

— Да, но…

— Маргарет узнала о вашей интрижке и выгнала вас?

Фрэнк отодвинулся подальше от меня:

— Уберите это!

Я не пошевелился. Он яростно сбросил документы со стола и тяжело задышал.

Потом заговорил, глядя куда-то перед собой:

— Кажется, в совместной жизни есть кризис семи лет? Наверное, у нас с Мэгги он произошел позже. На тринадцатом году совместной жизни у меня начался зуд. Потом пошла сыпь. Я пошел к врачу и узнал, что жена заразила меня хламидиозом, сержант. — Лицо Мура внезапно исказила безумная гримаса, будто он вот-вот бросится на меня с кулаками, но он просто кивнул на листки бумаги на полу. — Наверное, в этой ситуации нужно было вести себя достойнее.

— Ваши соседи так привыкли к крикам за стеной, что даже не сообщили в полицию, когда явился убийца с ножом. Я бы сказал, что вы вообще не справились с ситуацией.

Фрэнк заморгал:

— Почему вы вспомнили про Брайарс-Грин? К чему вы клоните?

— Перед смертью Мартин Вик отказался признавать вину. С тех пор в деле обнаружились нестыковки.

— Я не убивал ее, — с напором произнес Мур. — Боже мой, не детей. И вам известно, что я не мог убить Мартина Вика, потому что был с гостями. Если бы я знал, что он в это время умирает, откупорил бы бутылку хорошего вина. Но я был дома, со свидетелями, так что какая разница? — Он подался вперед и пнул листки на полу. — К чему теперь снова копаться в этом дерьме?

— А ведь он в чем-то прав, — сказала Наоми, как только Фрэнк Мур вышел из кабинета.

Мы стояли возле открытого окна — очищали легкие после двадцатиминутного вдыхания Хаттоновых миазмов. Наоми все еще сердилась на меня за то, как я провел беседу с Ребеккой и с Фрэнком.

— В чем? — спросил я.

— Нет смысла ворошить прошлое. Свидетельские показания, конечно, стоило изучить, но он назвал причину.

— Почему избивал жену и детей?

— Я же не говорю, что он мне нравится. Я говорю только, что он назвал причину — супружеская измена. Я ему поверила. А ты нет?

Я посмотрел на Наоми и нехотя кивнул. Фрэнк до сих пор злился на жену за то, что она его заразила.

— Но важно не то, верим мы ему или нет, — продолжала Наоми. — А то, что он не мог убить Мартина Вика. Он был с гостями.

— По словам жены. Наверняка мы знаем только, что мистер Прости-Забудь не чурается насилия, когда что-то идет не по его.

— Тебе это никого не напоминает?

— Отвали уже, Наоми.

— Пожалуй, так в конце концов и сделаю, — парировала она.

Я отошел в другой конец комнаты:

— Думай, что хочешь, но не сравнивай меня с Фрэнком Муром.

— Ни с кем я тебя не сравниваю, но, если ведешь себя как придурок, не удивляйся, когда тебя так назовут.

— Прости, что не соответствую твоим ожиданиям. И что это дело похоже на разгорающийся пожар.

— Не надо разговаривать со мной как с безнадежно влюбленной школьницей. Я всего лишь ожидала, что ты порядочный человек.

— Твоя планка слишком высока.

— Видимо. Ты прицепился к Фрэнку Муру, человеку, который потерял семью, чтобы отвести подозрения от единственного человека, который совершенно точно замешан в деле. От твоей дурацкой подружки, Луизы Янковски.

Я не сразу нашелся что ответить.

— Я интересуюсь Фрэнком Муром, потому что он лживый подонок. Это значит, я сам такой, что ли?

— Я такого не говорила.

— Зато сказала, что я пытался тебя поиметь.

— А разве не за этим ты привел меня к себе? — Голос Наоми дрогнул, и я вдруг понял, как сильно она обижена.

— Если я правильно помню, — сказал я, понизив голос, — ты сама предложила зайти ко мне.

— Чтобы выпить.

— А кто внушил тебе мысль, что я хотел чего-то другого?

— Ты. — Она сглотнула. — То, как ты смотрел на меня, когда открывал дверь.

— Как я смотрел?

— Не как коллега или друг.

Мы оба помолчали.

— Тогда прости, — сказал я. — Прости, пожалуйста.

— Нет, это ты меня прости. Я ведь пошла с тобой…

Я провел рукой по лицу и отвернулся к стене:

— Я поговорю с Джеймсом. Спрошу, можно ли перевести тебя к нему в группу.

Наоми кивнула.

— Тогда на сегодня все. Мне нужно еще кое-что сделать, раз уж я здесь.

— Повидать Адама? — предположила Наоми.

Я обернулся к ней и кивнул.

— Хочешь проверить, выполнил ли Карвер свою часть уговора?

— Если играешь с дьяволом, надо хотя бы отбить вложенное.