Я замешкалась на крыльце, копаясь в своей сумочке, но, как только увидела Епифанцева в дверях, тотчас рванула в ресторан, столкнувшись с ним нос к носу. Конечно, я помешала его величеству выйти, задержала на целую секунду! Я хорошо изучила характер этого самодовольного наглеца, поэтому точно просчитала его реакцию. Он терпеть не мог, когда путались у него под ногами. Особенно такие вот бестолковые старухи.

– Куда прешь, корова? Тебе на кладбище пора, а ты все по ресторанам шастаешь…

Должно быть, он был очень доволен своим остроумием. Я с достоинством оглядела его с головы до ног и сказала негромко низким голосом:

– Я не обижаюсь на вас, любезнейший! Вижу, что ваше горе говорит в вас. Развод с женой… неприятности с детьми… На вас наслали страшную порчу!

Я повернулась и пошла в зал.

– Э-э, погоди, как там тебя… Тетка, ты что про порчу лепечешь? Какие такие у меня неприятности?

– Я вижу, что вы разводитесь с женой, причем не по своей воле. Она изменяла вам…

Епифанцев огляделся по сторонам, не слышит ли кто таких откровений, и спросил:

– А ты почем знаешь? Ведьма, что ли?

– Я – ясновидящая, я все вижу. У вас и с детьми большие проблемы… Ой, какие проблемы! Вижу… да, да, дочь ваша в больнице! У нее что-то с ногами…

– Врешь! Не можешь ты этого знать!

– Милейший, я вас не трогаю, идите своей дорогой, – сказала я мягко-наставительно, как старая учительница.

– Да подожди ты! – Епифанцев схватил меня за рукав и стащил с крыльца поближе к своей машине. – Давай поговорим… Ты что-то там про порчу болтала? Какая такая порча на мне?

– Не только на вас, любезнейший, а на всем вашем семействе, включая обоих детей. Вы, я вижу, богато живете, у вас, похоже, свое дело. Вот кто-то и позавидовал вашим деньгам и навел на всех вас порчу… Плохо ваше дело! Несчастья уже сыпятся на вас, страшные несчастья! А скоро вам будет еще хуже…

Я повернулась и хотела уйти, но Епифанцев снова остановил меня:

– Э-э… как вас?

– Эмальгадма Эммануиловна.

– Черт, ну и имярек!.. А вы можете все это снять? Ну, порчу эту… Только с нас со всех!

– Мочь-то могу, – я вздохнула тяжело и посмотрела своими «черными» очами пристально в глаза Епифанцева, – но…

– Чего «но»? В деньгах, что ли, проблема? Так я тебе… вам заплачу! Сколько, вы только скажите!

Он полез в карман и достал кошелек, а из него пятисотрублевую купюру. Он протянул мне ее широким жестом.

– Столько хватит? Могу еще столько же дать, если этого мало.

Я даже не взглянула на деньги, покачала головой и вздохнула еще тяжелее.

– Вы не понимаете. На вас навели страшную порчу. Смертельную!

– И че? Мы теперь все помрем, что ли? – усмехнулся Игорь Дмитиевич, но как-то уже немного испуганно.

Я опустила глаза.

– Все мы смертны… кто раньше уйдет, кто позже…

Я повернулась и снова хотела отойти, но Епифанцев снова схватил меня за руку.

– Так тебе что, тыщи мало? А две?

– Вы не понимаете. Смертную порчу нельзя снять. Вернее, можно, но это очень сложно и тяжело. Дом ваш – большой и красивый, я вижу! – тоже с порчей! В нем нельзя жить. Там надо все чистить свечками, ладаном, отчитывать молитвами… Если не почистить, все вы будете болеть в нем вплоть до рака, ломать руки, ноги… Ой, нет, не возьмусь! Очень, очень тяжело!

Но у Епифанцева уже глаза горели таким испуганным огнем, что он схватил меня за руку и потащил в машину.

– Вы снимите, Эмма… как вас… Мануиловна, а за деньгами дело не станет!

– Я вообще-то собиралась пообедать… – слабо запротестовала я, но Епифанцев уже захлопнул за мной заднюю дверцу.

– Поехали! – приказал он водителю. – Домой поехали! Там разберемся, что за порча такая и почем…

По дороге Епифанцев продолжал выспрашивать меня про злоключения своей семьи.

– Не с вас, с дома надо начинать, – повторила я. – Ваш огромный дом – а я вижу, что он просто огромен, – вот источник ваших бед.

– А вы что, видите мой дом?

– Вижу. Прямо вот перед собой и вижу, – сказала я, – три этажа. Вижу парк перед домом, деревья… так… колонны, большое крыльцо… четыре ступени… а справа пруд вижу… так, а перед домом – еще вода, кажется, фонтан…

– Ну, ни фига себе! – восхитился Епифанцев. – А моя комната на каком этаже, можете сказать?

– Так, так… тут дверь налево – спальня вашей жены… ага, ваша семья живет на втором и третьем этажах, первый отдан прислуге… так, вижу, на третьем этаже – комнаты дочери, сына, а ваша спальня и кабинет – на втором.

– Ого! А гостиная у меня где?

– Послушайте, любезнейший! Я вам что, фокусник? Я, между прочим, потомственная гадалка и ясновидящая в пятом поколении! Мне, по-вашему, делать больше нечего, как свою космическую целительную энергию направлять на то, чтобы разглядывать ваш дом и удивлять вас?

Это сразу охладило пыл Епифанцева. Он притих. Когда мы уже подъехали к дому и он выскочил из машины, открыл мне дверь, выпуская меня, я тихо, но строго спросила его:

– А почему вы своей горничной платите такую маленькую зарплату?

– Какой горничной? – удивился Епифанцев.

– Тосе.

«Колбасник» поперхнулся, закашлялся, покосился на меня, потом пошел в дом, пропустив меня вперед.

Хорошо, что Антон Ярцев описал мне епифанцевский дворец, рассказал, где какие комнаты. Конечно, он сам все это знал со слов горничной, но мне и этого было достаточно. Когда мы зашли в дом, Тося вышла встретить нас, и Епифанцев приказал ей передать повару, чтобы накрыл стол в гостиной на одну персону. Меня девушка, конечно, не узнала.

Мы зашли в гостиную. Великолепная утка и изумительный плов по-узбекски, свежий яблочный сок и десерт из ананасов в сахаре – таков был обед, поданный мне. Я наелась до отвала, не забыв похвалить повара.

– Ну-с, теперь приступим.

Я достала из сумочки спички и свечу, зажгла и понесла ее к входной двери. От движения воздуха пламя колебалось, от этого по свече сразу потек черный нагар.

– Вот видите, какая энергетическая грязь! – воскликнула я. Епифанцев шел за мной следом и не моргая смотрел на свечу. Я прошла так по нескольким комнатам и сделала заключение:

– Порча – везде! Смерть – за плечами, печаль – на пороге! Где мой ладан? Мне нехорошо! Слишком сильна порча! Я чувствую смерть…

– А кто? Кто умрет? – вцепился мне в руку Епифанцев.

Я посмотрела на него печально и опустила голову.

– Нет, вы чего молчите-то? Эй, мадам! Кто же должен умереть?