Она хлопнула дверью и направилась в учительскую, выбивая каблуками неровное стаккато. В учительской никого не оказалось. Неужели все на уроках? Придется идти на поклон к Анне Павловне.

Директриса опять стояла у окна и наблюдала за работой дворника во дворе. Она обернулась и строго спросила:

— Зачем пожаловали?

— Простите, что врываюсь без предупреждения, — смущенно заговорила Карина. — Произошла какая-то ошибка. У меня в кабинете Коневский…

— У вас в кабинете? — перебила ее директриса. — У вас нет кабинета, милочка.

— То есть как? — опешила Карина.

— А чему вы удивляетесь? Кабинеты полагаются только преподавателям нашей школы.

— Простите, а кто же, в таком случае, я?

Ледяные пальцы сдавили сердце.

— Вы, милочка, теперь наш бывший преподаватель.

Карина подумала, что сейчас упадет, и схватилась за спинку стула для посетителей.

— Что?

— Мне очень горько признавать это, — сокрушенно покачала головой директриса. — Я отнюдь не сторонница подобных методов. Но вы мне попросту не оставили мне другого выхода. Я должна заботиться о дисциплине в коллективе. В конце концов, дети берут пример с нас! Не думали же вы, милочка, что будете совершенно безнаказанно прогуливать работу!

— Я? Прогуляла?!

— А как еще это называть. Конечно, прогуляли. Причем без уважительной причины.

— Но вы же сами предложили мне отдохнуть!

В глазах директрисы не читалось ни раскаяния, ни сочувствия.

— Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, милочка. Вы уволены. Обходной лист возьмете в бухгалтерии.

Леха на удивление хорошо ориентировался на местности. Когда внизу блеснуло серебром довольно крупное озеро, местами скованное льдом, он прищурился и пояснил, что это, наверное, Надудотурку. На берегу есть метеостанция и рыбацкая деревня, сообщил он. Значит, правильный курс взяли. О трагической гибели Кусто оба предпочитали не вспоминать. Леха только невнятно сказал, что тот сам на него напал и не оставил ему иного выхода. Его слова вызвали у Молчуна обоснованные сомнения, но он решил пока оставить их при себе.

На земле Леха быстро спеленал электропроводом пилота, который почти не сопротивлялся и, кажется, вообще был немного удивлен, что его не застрелили. После этого они слили из баков вертолета остатки горючего, предварительно наполнив на всякий случай небольшую походную канистру. Для надежности приборную панель летального аппарата расколошматили прикладами.

С собой в дорогу взяли по дополнительному комплекту теплых вещей, десяток банок тушенки («Больше нельзя, — предупредил Леха. — Двигаться будем быстро, а этого должно хватить») и по пять литров питьевой воды на брата.

Уже стемнело, когда они отправились в дорогу. Леха все время подгонял Молчуна, но иногда останавливался и напряженно вслушивался.

— Они уже близко? — с опаской поинтересовался Молчун.

— Кто?

— Жандармы.

— Жандармы? — Леха рассмеялся. — Нет, эти вряд ли.

— Кого же ты тогда ждешь? Зверей, что ли?

— Они нас сами боятся, брат. А вот народ в здешних местах лихой бродит.

Молчун остановился.

— Пошли, пошли. Не ссы, пробьемся, — успокоил его Леха, похлопав по карабину, висящему поперек груди.

— Сколько всего нам нужно пройти?

— Проводник будет нас ждать через пять дней. А пройти нам нужно километров сто.

Его слова оптимизма не добавили. Молчун поправил лямки рюкзака и прибавил шаг.

* * *

В кострище, тихонько потрескивая, остывали угли. Молчун лежал на спине, сжимая вспотевшими, несмотря на холод, ладонями карабин, и смотрел на звезды. Ошметки облаков, подгоняемые сильным ветром, то и дело скрывали мерцающие точки в черном небе. Он прислушивался к звукам в ночи, но различал только шепоты лысых кустарников и слабый рокот речушки, русло которой проходило метров на триста-четыреста севернее того места среди холмов, где спрятался Молчун. Туда ушел Леха после того, как второпях затушил костер. Прижав палец к губам, беглый каторжанин на прощанье дал понять, что нужно затаиться, и исчез. Оставалось только гадать, что же его так обеспокоило, и, хотя Молчун не заметил ничего подозрительного, оснований не доверять звериному чутью сокамерника не было.

Молчун вздрогнул. Он не смог определить направление, но не сомневался, что отчетливо услышал крики людей. А затем раздалось несколько выстрелов. Точно не сосчитать — эхо умножало каждый звук.

Перекатившись на бок, Молчун упер приклад в плечо и до рези в глазах всматривался в темноту. Занятие оказалось совершенно бесполезным, поскольку он лежал на дне ложбины. Чтобы понять, что происходит, следовало взобраться на холм. Преодолевая приступы тошнотворного страха, он полез вверх. Мелкие камни обдирали колени через штаны. Под тяжестью его тела хрустел мох, покрытый льдом.

С вершины Молчун разглядел черную извивающуюся линию речного русла, но все равно не разобрал, что происходит на равнине. Он начал сползать задом обратно в ложбину и тут увидел слева за рекой две яркие вспышки — одну за другой. Спустя несколько секунд долетел слабый треск выстрелов. Молчун инстинктивно вжался в землю, хотя никто, скорее всего, в него не целился. Сердце бешено колотилось, заглушая все прочие звуки. Отталкиваясь одними руками, он продолжал пятиться, моля бога, чтобы никто не услышал, как под ним гремит каменная крошка.

Над головой на вершине холма послышалась возня. Вскинув карабин, Молчун положил палец на курок, но это оказался всего лишь Леха.

— Пострелять еще успеем, — прошипел Леха, отодвигая ствол в сторону. — Собирайся, живо!

Леха закинул рюкзак за спину, помог молодому человеку надеть свой, и они потрусили по ложбине на восток. Молчун старался ступать за ним след-вслед, чтобы не заработать растяжение или даже перелом, но нередко промахивался из-за сгустившейся темноты.

— Кто там был? — преодолевая одышку, спросил Молчун.

— Потом, — отмахнулся Леха.

Они продолжали бежать до тех пор, пока Молчун не повалился без сил на землю. Линия горизонта начала светлеть. Присыпанные снегом сопки медленно проступали из темноты, как снимки на фотобумаге.

— Далеко ушли?

— Не очень. Километров восемь, — предположил Леха.

По ощущениям Молчуна, они преодолели, как минимум, марафонскую дистанцию. Воздух из его легких вырывался с клокотанием. Волосы взмокли от пота и слиплись в сосульки. Леха же непринужденно скалил лошадиные зубы, дышал ровно и размеренно.

— Догоняют?

— Пока не должны. Думаю, на пару часов я их задержал.

Его кривая ухмылка в предрассветной мгле выглядела особенно зловещей.